Блогер Екатерина Диденко, потерявшая мужа и двух друзей во время вечеринки в банном комплексе, на минувшей неделе стала едва ли не самым обсуждаемым человеком в Рунете. Девушку обвиняли в том, что она недостаточно горюет по умершему супругу, выкладывает видео вместо того, чтобы держать переживания внутри себя, ходит на телешоу, а не убивается горем дома и пользуется фильтрами, чтобы выглядеть лучше. Всего за неделю число подписчиков вдовы увеличилось на 600 тысяч человек, а под ее последним постом собралось более 25 тысяч комментариев. Значительное число подписчиков обвиняют девушку в лицемерии, а также желании хайпануть и заработать на гибели людей. О том как меняется переживание горя в современном обществе и можно ли горевать неправильно, «Известия» обсудили с психологом, специализирующемся на переживании потери.
Траур с хэштегомС появлением соцсетей публичный траур по умершим стал достаточно привычной формой выражения своей скорби. Под хэштегом #вечнаяпамять в Instagram опубликовано более 200 тысяч фотографий, как чьих-то близких или друзей, так и известных людей. Для человека, ведущего активную жизнь в социальных сетях, сообщить о смерти близкого вполне естественно: это одновременно способ рассказать о своей утрате и сигнал, что человека лучше некоторое время не беспокоить без надобности.
Механизмы психики, ответственные за переживания об утрате, еще недостаточно приспособлены к соцсетям. Однако если человек привык ежедневно общаться с широкой аудиторией, для него поделиться переживаниями и своим горем привычным способом будет вполне естественно, считает специалист центра психологической помощи имени Адлера Михаил Балакин.
— По существующим тенденциям, если человек привык через соцсети делиться какими-то своими мыслями или переживаниями, для него такое же поведение в ситуации горя будет привычным. Другая сторона состоит в том, что переживание предполагает некую самостоятельность, а не вынесение вовне. Нужно прочувствовать некие стадии, чтобы работа горя была совершена и человек принял мир без близкого, которого он потерял. Когда мы теряем человека, занимающего важное место в жизни, нашей психике нужно проделать определенную работу, чтобы перестроить видение мира, — отмечает психолог.
С одной стороны, процесс утраты сопровождают психологические моменты, а с другой — принятые в обществе культурные установки. В разных культурах в разные времена эти формы различались. Например, в европейской культуре цвет горя черный, а в восточной — белый. Но сам по себе цвет никак не сказывается на качестве переживаний, а лишь является неким символом. Количество дней, которые принято носить траур также варьируется в зависимости от страны. Несколько веков назад вдова носила траур как минимум три года и все это время запрещалось надевать какие-либо цвета кроме черного. Появление на публике в другой одежде считалось неуважением к покойному и несоблюдением приличий. Сейчас правила ношения траура гораздо менее строгие и нет четких рекомендаций относительно соблюдения сроков траура.
— Некоторое время назад эти вещи были канонизированы в обществе и отступать от них было дурным тоном и чем-то крайне осуждаемым. Сейчас культурные части кода сильно расшатаны, размыты. Каждый делает так, как считает нужным, и в плане траура, и в плане переживаний. Некоторые вещи могут выглядеть странными с точки зрения переживания горя, но имеют значения не проявления, а внутренние процессы, — считает Балакин.
Избегать очевидноеИгнорирование горя и стремление мыслить позитивно несмотря ни на что может, на первый взгляд, показаться хорошим советом как пережить тяжелую утрату. Но избегание и подавление горя чревато появлением различных последствий начиная от психосоматических расстройств, расстройств сна и пищевого поведения и заканчивая головными болями и другими заболеваниями.
— Каждый человек ищет для себя степень интимности этого переживания. Важно вынести за скобки истории, когда человек пытается спекулировать своим личным горем: привлечь внимание и получить какие-то социальные бонусы или блага. Публичность может быть потребностью, а может быть и способом получить резонанс и выгоду. Это два разных процесса и отделить один от другого очень сложно, — утверждает специалист центра психологической помощи.
Большинство людей склонны не афишировать личные эмоции и переживать потерю внутри себя. А склонность делиться очень личными эмоциями с большим количеством людей, по мнению психолога, является отклонением от статистической нормы. Но не является при этом признаком психоза или другого расстройства психики. В первую очередь, желание переживать горе внутри себя связано с ощущением безопасности: в моменты утраты близкого он чувствует себя крайне уязвимым и боится потерять контроль над ситуацией.
– Когда мы болеем, мы стараемся максимально сократить количество людей, с которыми мы взаимодействуем, чтобы побыть некоторое время в состоянии болезни и восстановиться. С переживаниями обычно происходит по схожему сценарию. Иметь рядом кого-то из близких, перед кем мы не стесняемся быть слабым, — это в первую очередь потребность в безопасности. Публичность в этом смысле не является комфортной средой. Потеря – это достаточно сильная эмоция, в которой человек не может себя сдерживать. Но опять же это не универсальная схема, потому что у людей может быть разное восприятие публичности и склонность к подавлению эмоций, — подчеркнул Балакин.
Мрачное табуИгнорирование потери в попытках удариться в работу или отправиться в длительное путешествия, по мнению психолога, также имеет свои последствия для психики. Человек тормозится на стадии отрицания и, заглушая переживания новыми эмоциями, он рискует попасть в круг бесконечного избегания реальности. За короткой стадией шока после смерти близкого человека наступает достаточно продолжительная стадия отрицания, на которой он может зафиксироваться. Так происходит, например, когда пожилые родители теряют детей и начинают впоследствии называть своих внуков их именами.
— Происходит некое рассогласование с реальностью при общей адекватности. Когда мы приняли то, что человека больше нет, место, которое он занимал отчасти освобождается. Он остается только в нашей памяти. Заглушая эти переживания, мы слышим базовый шум, не позволяющий проявлять негативные эмоции. Человек находится в условно хорошем состоянии, которое может привести к тому, что он полностью потеряет способность выстраивать новые отношения. Когда место близкого человека эмоционально занято, невозможно пробовать сближаться с кем-то еще, — объясняет специалист центра психологической помощи.
В массовом осуждении публичного горевания психологи отмечают влияние тенденции на бесконечный позитив, успех и красивую жизнь. Любого человека, который вносит в общую ленту личный негатив и бурно переживает свою потерю у всех на виду, воспринимают как смутьяна, нарушающего спокойствие и раздражающего окружающих. Люди, следящие за блогерами, не готовы тратить собственные силы на переживание и разделять с малознакомым человеком его горе.
В российской культуре тема смерти табуирована и окутана мифами о том, что избегание связанного с этим событием негатива приводит к благоприятным последствиям. Это приводит к тому, что люди не хотят лишний раз задумываться о мрачной теме и принимать неизбежность смерти. Культурные табу на горевание, слезы и агрессию, приводят к невротическим механизмам, которые нарушают адаптацию человека. В русской культуре существовала профессия плакальщиц, которые провоцировали родственников усопшего на проявление эмоций. Эта культура практически исчезла и в современном обществе может показаться совершенно карикатурной. Впрочем, кроме религиозных ритуалов, фактически не появилось практик, помогающих пережить утрату.
— Горевание – естественный процесс, который образовался с эволюцией человека. Если мы блокируем механизмы, которые помогают нашей психике справиться, то снижаем ее устойчивость и свои способности к преодолению сложных ситуаций. В вопросах горевания каждый отталкивается от своих представлений о том, что он считает правильным. Но универсального формата не существует. Самым важным водораздельным пунктом является то, что игнорирование горя — это самый неправильный способ его пережить. Из-за этого человек фиксируется в травмирующей ситуации и остается внутри нее, – резюмировал Балакин.
