«Пятерка» за пятерку: за что в Петербурге любят Начо Дуато

В то время как зарубежные культурные деятели покинули Россию, Начо Дуато, один из главных хореографов современности, продолжает возглавлять балетную труппу Михайловского театра. За время своего руководства он поставил 14 спектаклей, включая пятерку главных русских балетов, которую венчает октябрьская премьера — «Идальго из Ламанчи», новая версия «Дон Кихота». «Известия», познакомившись с постановкой, разбираются в причинах российского успеха испанского мастера.

Совместная история Начо Дуато и Михайловского театра стартовала 1 января 2011 года — впервые в новейшей российской истории русскую балетную труппу возглавил зарубежный хореограф.

— Я мог бы жить на доходы от своих спектаклей, но хочу работать и считаю, что лучшее место для хореографа — Санкт-Петербург, — пояснил он тогда «Известиям».

А гендиректор Владимир Кехман подтвердил: «Как только я услышал, что он любит нашу страну и готов работать для нее, я тут же его пригласил».

Приглашение выглядело рискованным — метод Дуато, мастера одноактовок, не совпадал с полновечерними предпочтениями бывшего императорского театра. Никакой апелляции к литературе, интриге, персонажам. Минимум костюмов и декораций. Единственная субстанция, питающая танец, — музыка. Суть постановок — бесконечно изменчивое соединение движения и звука. Да, при просмотре его балетов возникает множество ассоциаций. Но это, как говорил Джордж Баланчин, уже не дело хореографа.

В российских балетах, которые Начо Дуато начал ставить параллельно с переносами, поначалу ощущалась несвойственная ему дисгармония. Рассказ о мытарствах неприкаянной души в «Ныне отпущаеши» напоминал депрессивные опусы Бориса Эйфмана. Агрессивный белый кордебалет в «Прелюдии» — груз отживших традиций. Казалось, новатор-худрук не прочь с ними распрощаться, но в итоге получилось с точностью наоборот.

Свое обращение к балетам русской классики он объяснил желанием гендиректора Владимира Кехмана иметь в репертуаре «Спящую красавицу» и «Щелкунчика».

— Вы, наверное, знаете, что большинство великих творений в живописи, архитектуре и скульптуре были сделаны по заказу, и в каждом случае авторы делали вовсе не то, чем им хотелось заниматься, — поделился маэстро. — Ну и кроме того, мне нравится ставить то, что я ставить пока не умею. Расти и совершенствоваться можно, только преодолевая самого себя.

Преодоление началось со «Спящей красавицы», затем последовал «Щелкунчик», далее Дуато сделал перерыв на руководство Берлинским балетом, а вернувшись в Петербург, поставил «Баядерку», «Лебединое озеро» и, наконец, свою версию «Дон Кихота», названную «Идальго из Ламанчи». Объявление о постановке этого спектакля Владимир Кехман сделал в конце февраля нынешнего года, когда зарубежные культурные деятели массово покидали Россию. Так, Лоран Илер, худрук МАМТа, под давлением французского посла вынужден был оставить труппу, но гордому испанцу послы были не указ. И пост не оставил, и «Идальго из Ламанчи» поставил, замкнув таким образом пятерку великих русских балетов. Тех, что проходят по разряду академических, больших, императорских. Пять балетов — это уже заявление. И повод сформулировать правила, по которым хореограф работает с нашим главным материалом.

Это, во-первых, пиетет к классическим шедеврам, чего поначалу от него не ожидали. Все значимые, любимые балетоманами места он сохраняет. Так, в «Лебедином озере» лебединые картины и черное па-де-де за небольшими расхождениями повторяют творения Петипа и Льва Иванова, хотя их имен в программке нет. В «Идальго из Ламанчи» — увы, также без имен — остался в неизменности финальный свадебный акт. Вместе с тем многослойность оригинала хореографа мало заботит — ему не нужны объяснения на языке жестов, продолжительные массовые сцены и нетанцующие персонажи.

— Во всех классических балетах рассказываются очень простые истории, и здесь важно не экспериментировать с формой, а иллюстрировать сюжет с помощью хореографии, — объяснял он «Известиям» принцип своего подхода к классике.

В новом «Дон Кихоте», например, нет привычных характеристик. Престарелый (в оригинале) жених Гамаш здесь молод, хорош собой и танцует при каждом появлении. В итоге битва за сердце Китерии, выигранная Басилио (так именуются здесь Китри и Базиль) выглядит вдвойне заслуженной. Папаша невесты у Дуато — не глуповатый пожилой трактирщик, а суровый мужчина во цвете лет, от взгляда которого неробкий Басилио пятится и теряет равновесие. Санчо Панса из увальня-воришки превратился в верткого пройдоху, застать которого на месте преступления — задача сложная. Но самое главное превращение ожидает этого персонажа во «Сне Дон Кихота». Санчо выходит в усыпанном блестками трико, чтобы исполнить виртуозную партию Амура, до Дуато — женскую.

Неожиданная смена функции — ход беспроигрышный и уже опробованный в «Спящей красавице». Блеск ее пролога — во многом заслуга прекрасной дамы, роль которой исполняет мужчина. Резкой, сильной и стильной феи Карабос, явившейся на смену старой карге из оригинального балета. Дон Кихот у Дуато также молод, и была надежда, что он станцует, как в «Баядерке» танцует ранее ходивший великий брамин. Но нет, идальго из Ламанчи, как и его предшественник у Петипа–Горского, мимирует, позирует и картинно носит копье. Его референс — Дроссельмейер из «Щелкунчика», такой же распорядитель-кукловод, обладающий даром перемещения во времени и пространстве.

Что касается хореографии, то характерные танцы во всех спектаклях выглядят ярче классических — здесь Дуато-автор дает себе простор. Сюиты невест в «Лебедином», сладостей в «Щелкунчике», цыганский сет в «Дон Кихоте» — это балеты в балете, где талант выдающегося сочинителя движений предстает в полном блеске.

А вот декорации и костюмы не блестят: постоянные соавторы Дуато Джаффар Чалаби и Ангелина Атлагич — сторонники аккуратного минимализма. Даже в «Баядерке», казалось, взывающей к восточной роскоши, золото не яркое, а тусклое. «Дон Кихот», где мы привыкли к краскам вырвиглаз, также сдержан: выверенная геометрия зданий, проемов, решеток в городских сценах, матово серебрящаяся растительность в сцене сна не позволяют отвлечься от хореографии. И от музыки тоже. Это лучший балет Людвига Минкуса, а оркестр под управлением Павла Сорокина добавляет ему привлекательности. Во многом благодаря верно выбранному темпу, который раза в полтора подвижнее общепринятого. Танцовщиков такая встряска скорее веселит — что-то не вытанцовывается, но поток движения захватывает-кружит-несет.

Оценить этот драйв можно 21 и 22 октября. До конца года запланировано еще четыре спектакля — 18 и 19 ноября, 13 и 14 декабря.