Именитый футболист и тренер Виктор Бондаренко — самый успешный российский наставник в Африке. Он сотрудничал с различными клубами Мозамбика, ЮАР, Египта и Анголы. Стаж работы россиянина в странах Черного континента составляет более четверти века, его не раз признавали тренером года. В интервью «Известиям» Виктор Бондаренко рассказал, почему остался жить в Африке, как там идет борьба с пандемией, а также поделился самыми захватывающими историями из своей жизни.
Африка и коронавирус— Где вас застала пандемия?
— Сейчас я в ЮАР. Обычно к маю приезжаю в Москву, но пока здесь ситуация более благополучная, так что надо переждать. Всегда живу полгода в России и полгода в ЮАР. Стал уже африканским человеком, зиму не люблю. В этот раз график сбился.
— Как коронавирус изменил жизнь в ЮАР?
— Как и везде, все засели в своих домах. И тишина. На улицах пусто.
— Правда, что в ЮАР ввели полный запрет на продажу алкоголя?
— Да, это так. И только совсем недавно вернули в продажу сигареты.
— С чем связаны такие меры?
— Наверное, с национальной культурой страны. Местные любят собираться вместе, когда выпивают. Поэтому запретили даже такой легкий алкоголь, как пиво. Чтобы не было повсеместных сборищ.
— Действительно невозможно достать алкоголь?
— Я не пытался, потому что у меня есть запас. Мне этого хватает для профилактики. Но в целом все алкогольные магазины закрыты.
— Насколько жесткий режим карантина в ЮАР?
— Был пятый режим опасности, который считается самым высоким, но недавно выступил президент страны и снизил его до четвертого. Здесь всё более благополучно, чем в Европе. Уже можно выезжать на машине в магазины, аптеки и т.д. Стало полегче.
— В некоторых африканских странах правительства разрешили отстреливать нарушителей самоизоляции. Что с ними делают в ЮАР?
— С этим тоже очень жестко. Здесь не нянчатся — дубинкой дадут или стрельнут, если не выполняешь требования, и всё. Понимаете, коренное население не всегда сознательное. Возможно, в ЮАР помягче. Я живу за городом — в 40 км от Йоханнесбурга и 20 км от Претории, так что мне сложно судить о ситуации там. У нас-то тут африканская Швейцария — рай на земле. Красота и тишина, как будто вообще ничего не происходит. А в городах всё иначе.
— Весь мир облетели кадры с мародерством в ЮАР...
— Да, но это было в провинциях. Там беднота, нищета, у людей вообще денег нет. Но сейчас это жестко прижали, президент дал понять, что если это продолжится, то никакой инвестор в ЮАР не придет. Так что сейчас уже всё успокоилось.
— В Африке очень низкие цифры по заболеваемости коронавирусом. С чем это связано и верите ли вы в правдивость этих данных?
— Возможно, вирус распространяется очень медленно из-за высокой температуры. Здесь же очень жарко и влажно. Думаю, температура и солнечный свет помогли Африке. Очень надеюсь, что с приходом лета в Европу там тоже всё сойдет на нет.
Из Мозамбика в ЮАР— Правда ли, что в Африке есть места, в которых небезопасно бывать, например, приезжим?
— Это да. Надо знать, где и когда можно появляться. Потому что очень много бандитов, наркоманов, много голодных и нищих людей. Однажды я отъехал на 600 км от Йоханнесбурга в сторону Дурбана к океану. Мне подсказали место, где можно порыбачить. У меня тогда была новая спортивная машина BMW X5, и мы на ней поехали к прибрежной зоне. Там одна дорога и очень тихое место, в какой-то момент смотрю, а за мной машина пристроилась. Стоит, ждет, когда я развернусь. Из нее выходит пара серьезных человек — с пистолетами. Они видят, что можно спокойно меня убить и машину мою забрать. Но я вовремя среагировал, дал по газам и чудом оттуда выбрался. Мы тогда были вместе с женой и еще двумя гостями из России. Это было лет десять назад. В провинциях такое и сейчас случается, поэтому нужно быть аккуратным. Та история оставила очень неприятный осадок, но это были не единичные случаи для меня.
— Это самое опасное, что с вами случалось в Африке?
— Была одна история, когда я работал в Мозамбике. Ехали с командой мимо пляжа, и я решил там остановиться, чтобы провести тренировку по физподготовке. Выхожу из автобуса, а за мной никто не идет. Все сидят и молчат. Я пошел прогуляться по пляжу, а потом мне ребята из посольства рассказали, что там всё заминировано. Говорят, повезло, что не подорвался. Короче, местное население просто боялось пляжей. Я попросил, чтобы нам подготовили это место для тренировок, и местные военные всё разминировали. Мы там начали заниматься два раза в неделю.
— Минировали только пляжи?
— Нет, конечно. В том же Мозамбике была командировка в город Бейру, а я всегда жену с собой брал. Вечером решили прогуляться через поля к морю. Нам с ресепшна кричат: «Куда вы идете? Там всё заминировано». Вовремя остановили, и всё обошлось. Я тогда только приехал в Африку и не был столь опытен. А в стране шла гражданская война. Помню, ехал из Мозамбика в ЮАР, а там по дороге сожженные машины, танки стоят, как памятники.
— Как вы вообще оказались на работе в Мозамбике?
— В советское время был комитет дружественных армий — спортивный союз. Туда включались социалистические страны, и подтянулись африканские государства. Мозамбик входил в этот список, и там была военная команда «Мачедже», как у нас ЦСКА. Они попросили у СССР хорошего тренера. Я в свое время играл в ростовском СКА и тренировал его, был старшим лейтенантом. Сначала предлагали трем московским специалистам. Все они отказались, а я согласился сразу. Понимал, что в СКА не было перспектив, команда разваливалась на глазах.
— Почему вас не пугала перспектива работы в стране, где шла гражданская война?
— Перед отъездом снилось, как я лежу в палатке, а ко мне заползает змея. Меня это пугало больше, чем война. Конечно, было много опасностей, но ты этого не замечаешь, когда увлечен своей работой. Я выиграл с «Мачедже» чемпионство — это было очень важное достижение для местной команды в момент гражданской войны. Мы вышли в Кубок африканских чемпионов, там весь город плясал и плакал.
— Насколько чувствовалось то, что страна находится в состоянии войны?
— Очень непросто было передвигаться. Нас везде сопровождали конвои. А в некоторые провинции вообще невозможно было добраться по земле, и мы летали на военных истребителях. Мы же военный клуб. Командующий дал указ, и нам подогнали шесть самолетов: вжух, 35 минут, и ты на месте, отыграли и обратно. Всё это было очень интересно, поэтому опасность уходила на второй план. Правда, еще очень опасна была малярия.
— Вас эта болезнь затронула?
— Пять раз переболел. Это был ужас, еле вылез, а мой друг, который работал помощником посла в Мозамбике, умер. Комар на пляже укусил, и всё. На вертолете доставили в ЮАР, сделали две операции, но спасти не удалось. От этой болезни трудно убежать, до сих пор нет лекарства. Ее очень тяжело переносить: тебя всего трясет, сердце вырывается, пот стеной. От этой болезни нет спасения. Я здесь застал еще и СПИД, он по Африке очень сильно гулял. Два моих помощника от него умерли. У них же еще были какие-то дурацкие законы религиозные, которые запрещали использовать презервативы. Распространение шло дикими темпами.
— У вас есть медаль за боевые заслуги. За что вы ее получили?
— Меня вообще представляли к ордену. Я же в Мозамбике потом еще сборную тренировал. Мы так хорошо играли, всех обыгрывали дома, и футбол невероятно сплотил страну. На матчах сборной собирались и действующее правительство страны, и лидеры оппозиции. То есть люди воевали друг с другом, а на трибунах сидели рядом, и народ это видел. В стране оценили мои заслуги как тренера национальной команды и по сплочению народа, и созданию мира. Наше военное руководство в Мозамбике и посол направили запрос на орден, но в Москве посчитали, что это слишком, и дали медаль «За боевые заслуги».
— Вам доводилось брать в руки оружие?
— Конечно, я же был военным. Бывали неприятные моменты, когда едешь играть на Кубок в какую-нибудь глушь и не знаешь, что тебя ждет. Рядом всегда охрана, но всё равно неприятно. Были попытки нападения на команду, чтобы внести рознь. Приходилось иногда отбиваться. Тогда активно шла война.
— Приходилось применять оружие?
— Да, это была просто необходимость. У всех наших военных тогда были свои задачи. Чекисты, особисты разъясняли нам, как себя вести и что делать в разных ситуациях. Я тогда уже активно общался с местными, они во всем помогали. Иногда мне даже выговор делали за то, что я на улицу выходил, когда в стране было особое положение. Но я был с командой, не мог ее бросить. Иногда вызывали меня, ругали, но результаты всё нивелировали.
Один раз мы поехали в провинцию — в 70 км от столицы, и на нас было совершено нападение. Это была провокация со стороны оппозиции. Нас обстреляли военные, а мы постреляли в них. Удалось отбиться, они ушли в джунгли.
— Вы стреляли по людям?
— В чаще трудно увидеть, но, вроде, ни в кого не попадал. В той ситуации не было другого выхода — нужно было дать отпор. А там уже вступали профессионалы, которые отвечали за охрану команды.
— Ваши сны про змей реализовались наяву?
— Мозамбик — самая змеиная страна. У нас даже у сборной была кличка «Мамба» в честь самой опасной змеи. От ее укуса человек умирает за 20 минут. На нашу виллу пробралась однажды змея, хотя садовник за этим и следил пристально. Один раз ко мне в бассейн попала. Когда увидел, страшно испугался. Позвал садовника, он ее выловил и убил.
— Потом вы переехали работать в ЮАР. Там было намного спокойнее после Мозамбика?
— Это небо и земля. Мозамбик — прекрасная курортная страна, но она еще не на таком высоком уровне. Когда после приезжаешь в ЮАР, такое ощущение, будто оказываешься в Америке. Условия для футбола вообще сумасшедшие. В каждой школе великолепный английский газон. Я такого удовольствия от работы нигде не получал. Ну, и результаты были отличные, я в то время выиграл Суперкубок Африки — это аналог Суперкубка УЕФА. Просто об этом никто особо не говорил. Здесь всё другое, на десять порядков выше, чем в Мозамбике или Анголе.
— Потому вы и выбрали эту страну для проживания?
— Это получилось как-то само собой. Для меня важно, что люди здесь меня помнят и уважают. Я был важной фигурой здесь. Это помогает жить.
— Какую роль вы в свое время сыграли в переходе Мэттью Бута в «Ростов»?
— Он играл в моей команде «Мамелоди Сандаунз». Мне позвонил тогдашний владелец клуба Иван Саввиди и попросил помочь игроками. Я связался с Сережей Балахниным, который тогда тренировал команду, и мы оговорили позиции. Порекомендовал им Бута и еще нескольких ребят. Так и началось сотрудничество. Они купили этих игроков, которые впоследствии помогли им не вылететь из чемпионата. Потом мне сказали большое спасибо.
— Ожидали, что Бут станет таким культовым футболистом в России?
— Я просто знал, что Мэттью поможет в трудный момент. Он молодец, не подвел меня и оправдал ожидания. Его очень любили и в Ростове, и в Самаре, когда он потом перешел в «Крылья Советов». Мы с ним периодически общаемся в ЮАР, встречаемся за чашечкой кофе, вспоминаем Россию. В РПЛ было много качественных футболистов из Южной Африки. Помимо Мэттью, это и Макбет Сибайя, и Джейкоб Лекхето. За них не было стыдно.
— Насколько серьезным ударом стала для вас смерть Лекхето в 2008 году (по неподтвержденной информации, игрок умер в 34 года от СПИДа)?
— Ой, я даже сначала не поверил в это (вздыхает). Этого не может быть. Я первый, кто рекомендовал его Юрию Семину в «Локомотив». Лекхето был настоящим примером для всех юаровцев, как можно уехать за рубеж и стать человеком с большой буквы. Зарплаты футболистов в России и ЮАР тогда — две большие разницы. Мы с ним встречались здесь, уже после его возвращения, бегали вместе, много говорили о Москве. А потом случилась эта беда.
— Почему сейчас в России нет футболистов из ЮАР?
— Думаю, раньше здесь был уровень футбола повыше. Очень талантливые ребята. Было великолепное поколение футболистов. Ждем новое. В регби же у ЮАР тоже был спад, а сейчас они вновь стали чемпионами мира. В спорте это нормально.
— Еще три года назад вы рекомендовали клубам РПЛ камерунского форварда Кристиана Бассогога. Главный тренер «Локомотива» Юрий Семин до сих пор хочет его заполучить. Что вы разглядели в этом игроке?
— Я смотрю все Кубки Африки. И он оставил яркое впечатление в 2017 году. Он соответствует уровню Юрия Павловича и помог бы ему в «Локомотиве».
— Бассогог когда-нибудь доедет до России?
— Не знаю, непонятно, что и как будет. В той стороне много шума. А так, когда у меня есть кого порекомендовать, я обязательно сообщаю Юрию Павловичу или Валерию Филатову (член совета директоров «Локомотива». — «Известия») по старой дружбе.
— Вы успели поработать еще и в Анголе. Что вас заманило туда?
— Местные клубы давно мне хотели предложить работу, еще со времен сборной Мозамбика. А у меня была мечта победить в африканской Лиге чемпионов. Я пошел работать в «Примейру ди Агошту», и мы хорошо выступали в ЛЧ в 2009 году. Но потом нас отравили в Судане, и мы не смогли выйти в решающую стадию.
— Как это возможно?
— Вот так. Выиграли первый матч у себя дома 3:1, и нам нужно было не проиграть на выезде в два мяча. Прилетели в Судан играть против «Аль Халил». Для них футбол — это манна небесная, кроме этого у них ничего нет, и они для этого сделали всё возможное. Я ожидал провокаций и запретил команде пить сок в отеле, а сам выпил, разбавляя водой. У меня рука отнялась левая, а тренер вратарей и журналист загремели в госпиталь. Футболисты всё видели, и это не могло на них не сказаться. Кроме того, нас еще и судья душил. Для него это был последний матч в профессиональной карьере, и он нас просто убил. Потом я узнал, что ему за такую «работу» заплатили $100 тыс.
Карьера в России— В 2003–2004 годах вы работали в московском «Динамо». Почему этот этап оказался таким коротким?
— Про «Динамо» не очень хотелось бы говорить, потому что для меня это был неудачный этап в карьере. Я обычно везде приношу успех, но здесь не получилось. В «Динамо» я не комплектовал команду, не проводил сборы, но постарался дать максимум в тот промежуток, когда возглавлял клуб. Если бы мне дали команду с самого начала, всё было бы совсем по-другому.
— Все вспоминают, что вы проводили тренировки с мегафоном. Почему прибегли к такому методу?
— Я привык так работать. В Африке тренировал с мегафоном. Некоторые специалисты тоже это практиковали. Тот же Герман Зонин у нас так работал. Я это вспомнил и принял в свой арсенал в Африке. Местных футболистов нужно было постоянно поддергивать, подсказывать во время тренировок. А поле большое, и голоса не всегда хватало. Это давало мне хорошие результаты. В России игроки тоже привыкли.
— «СКА Ростов» для вас родной клуб. Вы знаете, кто сейчас владеет им?
— Конечно, знаю — Баста (музыкант Василий Вакуленко. — «Известия»). Я этому очень рад и надеюсь на возрождение команды. И будет две команды в городе. Тем более стадион такой прекрасный построили. Хотя в связи с этим коронавирусом многое может застопориться.
— Баста к вам не обращался за консультациями?
— Нет, мы пока не знакомы. Но я открыт для общения, всегда готов помочь.
