«Мечтаю о тишине и хотя бы каком-то общении»

Поселок Александровка примыкает к освобожденной Марьинке напрямую: их разделяет несколько сотен метров. Оба населенных пункта жили и продолжают жить в похожем режиме — непрерывные канонады, артналеты, сожженные дома. Из 1600 дворов в Александровке уничтожены или повреждены 1300. При этом в поселке остается около сотни семей. О том, что такое жизнь на передовой линии, как соседи спасают друг друга в экстремальных условиях и что изменилось здесь после взятия Марьинки, — в специальном репортаже «Известий».

Александровка — темное пятно на карте Донецка и его пригородов. Что там происходит, есть ли там мирные люди, как там протекает жизнь, никто фактически не знает. Упоминаний в СМИ — минимум. Дорога, соединяющая Александровку с Петровским районом города (Петровкой) и проходящая через так называемый Мандрыкинский лес, находится под регулярным огнем ВСУ. Ездить по ней лишний раз никто не спешит.

— Ситуация в поселке сложная, — рассказывает глава Александровки Константин Чалый, занимающий эту должность почти 10 лет. — Амбулатория, школа, детский сад, почта, аптека уничтожены. Водовод разбит. Подвоза технической воды, к сожалению, нет: МЧС не рискует отправлять сюда людей. Электричество благодаря энергетикам Петровского района не пропадает. Есть также электрик Леонтьич, ему сейчас 79 лет, и все последние годы, в любое время, под обстрелами, совершенно бескорыстно, он налаживает порывы и повреждения на линии. Транспорт ходит 3–5 раз в день — маршрутка № 99 соединяет нас по «дороге жизни» с Донецком. Три месяца назад водителя ранило: осколок, разбив лобовое стекло, попал в лицо. Он остался жив. А подлечившись, снова вышел на рейс.

Пока обстановка с обстрелами поселка, говорит Чалый, продолжает оставаться напряженной.

— После взятия Марьинки положение несколько изменилось, — продолжает рассказ глава. — Если раньше нас крыли больше 122-мм и 155-мм снарядами, то теперь кассетными зарядами и дронами. По строениям, скоплениям людей, машинам. О наступлении относительной тишины, вероятно, можно будет говорить после взятия Курахово, находящегося от нас в 20 км.

Главная доминанта в поселке — четырехэтажная школа. Она хорошо просматривалась со стороны ВСУ из той же Марьинки, ее расстреливали прямой наводкой. В подвале школы долгое время прятались гражданские, до 60 человек. После очередных попаданий и обрушения перекрытий надежных убежищ в Александровке не осталось.

Педагогический коллектив работает сейчас в соседней Петровке (добираются на маршрутке или авто) — в школе № 114, где вместе с ней в одних стенах ютится еще и школа № 106.

— Численность учеников у нас 169, из них 62 ребенка остаются в Александровке, — рассказывает мне директор школы Елена Бурыкина. — Есть мальчик из Марьинки. Обучение ведем дистанционно. Последний очный учебный день, когда мы видели наших детей, был 18 февраля 2022 года.

Одна из таких учениц, что учится онлайн, 15-летняя София Калиниченко остается в Александровке. Дом ее семьи поврежден, окна забиты фанерой. В комнатах — 11 кошек (в том числе брошенные найденыши). В зале сияет огоньками новогодняя сосна. На столе — компьютер, единственное «окно» в большой мир. По словам Софии, мама купила за 20 тыс. рублей антенну, чтобы был интернет и у нее и ее семилетнего братика Кирилла имелась возможность учиться. Иначе бы «совсем как в подземелье жили», говорит она.

— Всё равно социопатами растут, — вздыхает мама Юлия. — Дома сидят, не выходя.

— Есть друзья, подруги? — спрашиваю Софию.

— Есть одна — одноклассница. Но мы не общаемся, не видимся, — отвечает девочка, не сдерживая слез. — Как тут выйдешь?

Во время разговора снаружи слышны непрерывные звуки залпов — от «Градов» до артиллерии. Младший, Кирилл, всё время молчит, уткнувшись в подушку.

— А в город, в центр, в театры Донецка, которые сейчас открываются, не хочется выбраться?

— Нет, — качает головой София. — Никуда.

— А чего хочется? Какая мечта?

— Тишина. И хоть какое-то общение.

Сосед семьи Калиниченко — 75-летний Виктор Иванович. Он из Марьинки, живет в хате, которую ему выделил один из переехавших в Донецк александровцев, чтобы присматривал.

Дом топится углем, но внутри всё равно холодно: Виктор Иванович — в двух кофтах и шапке. Лампы светят едва-едва: напряжения хватает на самое малое (или запасайся генератором). На кухонном столе расстелена газета «Земля моя, кормилица». Тут же — украинские монеты, которые никуда уже не денешь.

— Два месяца просидели с бабушкой в погребе, — рассказывает он. — А потом, в апреле 2022-го, пришли солдаты с красными повязками и сказали: «Оставаться здесь нельзя». И вывезли нас в Петровский район Донецка. Всё, что смог захватить с собой, — вот эти калоши, — дедушка показывает на обувь. — Свитер, штаны, куртку. Паспорт. И документы на дом, которого больше нет.

По профессии мой собеседник — шахтер. 25 лет стажа на шахте «Трудовская».

— Сел на автобус в Марьинке, полчаса — и ты на рабочем месте, — объясняет Виктор Иванович несложную географию, которая, учитывая нынешние реалии, выглядит неправдоподобной: уж больно далеко всё это время находилась Марьинка от Донецка.

— Были у себя с тех пор? — интересуюсь, имея в виду Марьинку.

— Не пускают туда солдаты, — отвечает дедушка. — Опасно. Мины, «лепестки», растяжки. И, говорят, ни одного целого дома нет. Но я бы даже на разваленные родные стены хотел посмотреть. Я ведь всю жизнь там прожил…

Александровка с ее домами-призраками выглядит покинутой, неживой. Тем больше удивляешься, когда в центре находишь работающий магазин. Внутри — неунывающие продавщицы-женщины. И вполне сносный набор продуктов, который не даст умереть с голоду ни мирному человеку, ни военному.

Еще больше удивляешься, когда встречаешь на другой улице… открытый храм. Как оазис среди пустыни. Церковь Святого Александра Невского за последние 10 лет не закрывалась ни разу. Настоятель отец Владимир живет и служит здесь 23 года.

Прихожан, по словам священника, немного. Несколько человек из местных. И несколько семей из Донецка — приезжают, несмотря на опасность и трудную дорогу, по воскресеньям и в праздники.

— Иногда народу совсем нет: только я и пономарь, мальчик Вася, — рассказывает отец Владимир. — Военнослужащие заходят. Раньше до 10–12 групп ежедневно, попросить благословения, молитв. Сейчас меньше — многие передислоцировались в Марьинку.

Беседуем мы в трапезной. Внутри зябко — печки нет, не спасает и теплая куртка. Снаружи дождь, внутри тоже капает: вода по обустроенным желобкам стекает в емкости. Причина — всё те же обстрелы. Во время одного повредило осколками стены, крышу и окна трапезной, побило электрические радиаторы, которые раньше обогревали помещение.

Храм Александра Невского, несмотря на удаленность от центров, — известный в донецком регионе. Здесь в 1975–1985 годах служил старец Зосима, духовный символ Донбасса, основатель Успенской Николо-Васильевской обители, которая сейчас находится на самой линии соприкосновения — в селе Никольском под Угледаром.

— Отец Зосима был моим духовным наставником, — делится священник. — Школьником я ездил к нему в Никольское. Он тогда, в 80-е, рассказывал нам про грядущее военное столкновение Украины и России. Мы удивлялись, не верили. Он говорил: «Западная Украина восстанет». Предупреждал: «Относитесь к продуктам бережно, не выбрасывайте, делайте запасы». Призывал «строго держаться Русской православной церкви» несмотря ни на что. И верил, что в будущем единство России и Украины непременно настанет.