Несмотря на все нынешние попытки отменить русскую культуру и, в частности, спрятать в запасники работы наших современных художников, интерес к ней во Франции по-прежнему велик, считает Эрик Булатов. Об этом свидетельствуют выставки, которые недавно прошли в Париже. У людей на Западе есть не только потребность в русском искусстве, но и понимание его необходимости. Об этом, а также о неразрывности культур и свете, который лежит в основе всего, знаменитый художник, живущий во Франции около трех десятилетий, рассказал «Известиям».
«Швейцарцы больше всех меня покупают»
— В парижском Центре Помпиду находятся четыре ваших картины, в том числе такие знаковые, как «Слава КПСС» и «Вход — входа нет». Но сейчас их нет в постоянной экспозиции, как нет и ни одной из около 550 картин, которые несколько лет назад были преподнесены в дар именитому музею русскими художниками, меценатами, коллекционерами. Все отправлены в запасники. Наконец Центр Помпиду приостановил получение гранта в €586 тыс. от российского благотворительного фонда в дополнение к ранее выделенным €1,3 млн для популяризации и изучения нашего современного искусства в рамках уникального проекта «Коллекция!» Какова ваша реакция?
— Разумеется, самая негативная. Разве можно к этому отнестись иначе?! Нет моих картин, ну и ладно, не суть важно. Но за этими частными случаями высовывается нечто более серьезное, более опасное, направленное вообще против русской культуры, которая действительно отбрасывается. Это хорошо видно не только по отношению к живописи, но, скажем, и к музыке: Чайковского или Мусоргского либо перестают вообще исполнять, либо исполняют совсем мало.
Вначале, когда антирусская кампания набирала ход, на Западе говорили, что она направлена конкретно против Путина, против российского правительства, а отнюдь не против русского народа. Сейчас понимаешь, что такие утверждения не более чем политическая декорация, которая теперь отброшена. Сегодня ясно, что именно русских пытаются отовсюду выбросить, воспитать к ним ненависть.
Происходящее напоминает мне то, что делалось в гитлеровской Германии, когда преследовали евреев, выбрасывали их из немецкой культуры. Это был антисемитизм, который фашистами прямо и откровенно так и назывался. Сейчас же в демократической Европе и в не менее демократической Америке русские выталкиваются из культуры всеми возможными способами. С ними отбрасывается всякое сотрудничество, какие бы то ни было контакты. Все это очень похоже на этот антисемитизм, только сейчас я бы назвал это антирусизмом, или русофобией.
— «Сейчас не время для российского балета, уже не говоря о Хоре Александрова. Сейчас не сезон для Чехова и даже Пушкина. Российская культура должна исчезнуть из общественного пространства», — объявил польский министр культуры. Таких беспардонных наездов на русскую культуру раньше никогда не было?
— Кажется, нет. Эти слова польского министра весьма красноречивы, они подтверждают именно то, о чем я только что сказал.
— В парижском Фонде Луи Вюиттон в конце апреля закрылась выставка коллекций братьев Морозовых, на которой побывало рекордное для Франции число посетителей — 1,3 млн человек. Французы выстраивались в бесконечные очереди, чтобы посмотреть как своих, так и русских художников. Одновременно огромным успехом в парижском Пти-Пале пользовалась и первая во Франции ретроспектива Ильи Репина «Живописать русскую душу». Как вы объясняете этот феноменальный интерес?
— Меня он совсем не удивляет. Помню, что всегда русские выставки, будь то в Париже или Лондоне, проходили с большим успехом. Хотя критика не всегда была хорошая, народ шел на них толпами, с большим энтузиазмом. У людей на Западе есть потребность в русском искусстве, сознание его необходимости. Даже если они не всегда всё понимают, но они чувствуют неразрывность двух культур. Европейская культура так же нуждается в русской культуре, как и русская в европейской. Они, в сущности, образуют единое целое. Это очень важный момент, который люди чувствуют, и поэтому так интересуются нашим искусством.
— Метрополитен-опера разорвала контракт с Анной Нетребко, которую до сих пор считала своей главной дивой, готова была ставить спектакли специально для нее. Нетребко потребовала от Метрополитен-опера компенсации в $350 тыс. Певица правильно поступила?
— Так и надо. Она действительно имеет на это право.
— На протяжении многих лет вы называли общей задачей русских художников утверждение нашей живописи в качестве равноправной среди других европейских школ. В нынешних условиях не придется ли эту задачу отложить до лучших времен?
— Такая недооценка русского искусства по-прежнему актуальна, может больше, чем когда-либо. Пусть мои картины на время выбросили из постоянной экспозиции в Центре Помпиду. Но в нынешнем году на фоне всей антирусской кампании успешно прошли две мои выставки в женевской галерее Scopia. Мою большую работу «Друг — вдруг — враг» приобрел крупный швейцарский коллекционер, и вообще швейцарцы больше всех меня покупают. Именно в Цюрихе в 1988 году состоялась моя первая большая выставка. Кроме того, новую экспозицию в Музее Базеля теперь открывает мое полотно «Единогласно». Наконец японское издательство поместит мою картину «ХХ век» на обложку книги, посвященной русской литературе прошлого столетия.
«Рынок — страшная вещь. А искусствоведы сдали свои позиции»— В сентябре будущего года вам исполнится 90 лет. Подготовка к юбилею началась? Музеи предлагают ретроспективы?
— Пока нет. Сегодня я к этому отношусь довольно безразлично: состоится — хорошо, нет — не страшно. Главное, я сделал свое дело. А что скажет время, мы не знаем и не узнаем. Раньше я очень болезненно воспринимал такие вещи. Мне хотелось непременно показать работы, которые сделал, узнать реакцию зрителей.
— Оглядываясь назад, что вы считаете своим главным достижением?
— Я думаю, что в моих последних работах мне удалось передать свет, который для меня лежит в основе всего. Именно свет, а не тьма.
— Вы были первым русским художником, выставка которого прошла в Центре Помпиду еще в 1988 году. В какой степени его собрание отражает состояние современного искусства?
— Только что в Центре Помпиду показали ретроспективу одного из крупнейших современных художников Георга Базелица. Недавно там показывали другого замечательного мастера — англичанина Дэвида Хокни. Это действительно серьезные живописцы, про которых не скажешь, что они пустое место. В современном искусстве есть достижения. Но вместе с тем в нем так много мутного, всего намешанного. Поди разберись, это очень непросто. Думаю, что человек испытывает чувства досады и растерянности, не знает, как на многое реагировать.
— Традиционную картину хоронят уже на протяжении последнего столетия, но она вопреки всем оракулам жива и не сказала последнего слова?
— В свое время я написал статью «Картина умерла, да здравствует картина!» Действительно, от картины никуда не денешься. Несмотря ни на что, она, как и прежде, продолжает здравствовать и остается самой подходящей формой для творчества. И мне кажется, что сейчас больше никто не говорит, что она умерла.
— В свое время знаменитый художник, концептуалист Илья Кабаков нарисовал в своей книге удручающую картину современного искусства: девальвировалась роль художника, который не получает никого образования. Арт-школы в Европе уничтожены. Главная установка — самовыражение любой ценой. Неужели все так безнадежно?
— Илья все сказал правильно. Что тут можно возразить? Именно с этими вопросами ко мне все время приходит молодежь. Надо самим думать, смотреть, искать. Как судить, что хорошо, а что плохо? Школа, конечно, нужна — иначе теряются все критерии. Раньше они были, а сейчас больше нет. Индивидуальность всегда ценилась. Однако сначала надо научиться рисовать. Иначе видишь кое-как намалеванные полотна. Одно из них стоит миллионы, а другое — ничего. Одно из них причисляют к шедеврам, а другое не ставят в грош, и нельзя понять почему.
— Кто же тогда сегодня правит бал в современном искусстве?
— Рынок. Он — страшная вещь. Я вижу вокруг себя много тому доказательств. А искусствоведы сдали свои позиции.
— «Зачем человек?» — этот вопрос по-прежнему остается для вас важнейшим. Вы нашли на него ответ?
— На него ответа нет. Важен вопрос сам по себе, которым художники — и не только они — должны все время задаваться. Не думаю, что они должны искать на него ответ. Нужно постоянно ставить его наиболее выразительно и точно.
Справка «Известий»
