1 января на большой экран вышел фантастический фильм Федора Бондарчука «Вторжение». Это вторая его картина о пришествии инопланетян после «Притяжения». Режиссер рассказал «Известиям» об основных смыслах ленты, опасностях новых технологий и моральных вызовах нового времени.
— Вы называли «Притяжение» маленьким фильмом о любви. А «Притяжение» — это фильм, который создал вселенную. Но мне показалось, что во «Вторжении» тоже есть драматическая линия про любовь, потому что все четыре персонажа любят главную героиню, но по-разному. В этом и проявляется мысль, что любовь — то, что присуще смертному в отличие от бессмертного. Единственное оружие, которое мы можем отметить в высокоразвитой цивилизации. У них технологическое оружие, а у нас любовь.
— Скорее, мы живем не в протоколе. Это больше, чем математические формулы. Это про принятие решения. Стоит ли жизнь одного человека спасения миллионов? Но, наверное, надо отдать одну жизнь ради спасения формулы. Всё просто, да. Математика. Безусловно, это разговор про то и про это тоже. Если первая картина, как я говорил, — «маленький фильм о любви», то второй, как сказал кто-то из съемочной группы, — «блокбастер человеческих чувств». Пошутил он. Именно человеческих чувств: благодарность, принятие кого-то другого. Я же по-прежнему «Зеркало» всё пытаюсь поставить: это не инопланетяне, а мы. Это не герои Риналя Мухаметова, а я и вы.
В «Притяжении» важной темой было принятие других по цвету кожи, другому вероисповеданию или гендеру. «Вторжение» — и про технологии, и про сегодняшнее время. Я надеюсь, там нет «указательного пальца», мол, так надо, а так не надо, то есть я вам как будто советую или говорю, как делать. Я вообще этого в искусстве не люблю. Но мы попробовали собрать приметы сегодняшнего времени и показать их в центральной части картины. Выводы давайте делать вместе или хотя бы начнем дискуссию. Я надеюсь, дискуссия возникнет.
Чувства, человеческие проявления, любовь… Бог есть любовь для меня. Управление героиней водными стихиями и энергией воды — для меня это божественное проявление. Тут можно далеко зайти в рассуждениях. Я расскажу об этом чуть позже, когда фильм увидит большой зритель.
Что касается чувств и любви — конечно, я прикрываюсь этим, отвечая на разные вопросы, и предлагаю выход из ситуации или трансформацию героев. Трансформация крутая, особенно у Александра Петрова. Он, можно сказать, отвечает за тему любви, как и Ира Старшенбаум и Риналь Мухаметов. Даже в герое Юрия Борисова есть проявление любви. Именно этим мотивирована его агрессивная позиция: он защищает свою семью. То есть как его чувством пользуются и могут воспользоваться. Это уже другой вопрос. И об этом тоже наша картина.
В нашем телефоне сегодня много разной информации, в том числе видеоконтент. Мы сами открываем его, смотрим, впитываем, пропускаем через себя. Я в детстве видел пару-тройку картинок из дня сегодняшнего, которые теперь свободно прилетают, органично, сами, то есть это не ты кликаешь и ищешь что-то — само приходит. Можно открыть или не открыть, посмотреть или не посмотреть. Если представить, что я в детстве увидел нечто подобное… Безусловно, это была бы детская травма от откровенных жестоких сцен с проявлением насилия и агрессии. Сегодня можно сказать, что ты можешь увидеть, что хочешь. Если что-то интересует — найдешь. У тебя нет никаких ограничений.
— Вы сказали, что инопланетяне в первой части — это метафора. Что-то чужое, чего мы боимся. А в этом фильме мы можем говорить об угрозе цифровых технологий, которые могут нам внушить что угодно, или страхе перед ними? Ведь это тоже вопрос их использования.
— Если предположить, что такую картинку я мог увидеть, когда мне было 10–12 лет, это сказалось бы на моей организации. Теперь это реалии, это смотрят дети и взрослые. Тут без комментариев. Просто данность, в которой мы существуем.
В связи с этим я думал, как бы я сформировал свое отношение к добру и злу? Что есть агрессия, где начинается равнодушие? Ведь равнодушие приходит, потому что информации слишком много, ты уже не понимаешь, является ли смерть чем-то ужасным или это повседневность.
Агрессия и драма в твоей жизни случаются каждый день, ты сам их впитываешь, они сами к тебе приходят, ты с ними живешь, понимаешь это. Я не знаю ответы на все вопросы. Я могу, скажем так, собрать воедино приметы времени, а дальше обсуждать с вами, что со всем этим будет происходить завтра. Не послезавтра, а буквально завтра.
Я сейчас только одно направление раскрыл, одну тему. Это, например, дети. Влияние на них контента и его восприятие. Как следствие, равнодушие, притупление чувств, таких как благодарность или сострадание. Это одно направление, а дальше — управление вашими вкусовыми пристрастиями.
Что значит управление? Мне нравится, например, музыка, которую мне предлагают в Сети, зная мои вкусовые пристрастия к техно или классике, рэпу, регги и прочему. Мне это нравится.
То же самое касается литературы или видеоконтента. То, что мне нравится, мне и предлагается. Это удобно. Но когда Тимур Бекмамбетов выпускает, например, «Веру», да, я слушаю это и просто представляю, что этот голос может быть мой, а дальше это сообщение прилетит к вам, а какого характера? Или к моей жене. Детям. От детей мне. А что с этим делать со всем? А возможность такая есть. Дальше фантазия.
Я никогда не думал, что достану «Законы робототехники» Айзека Азимова и буду к ним обращаться не как к научной литературе, а как к некоему протоколу соответствия. А как они там? Могут или не могут? Эта книжка как путеводитель. Подождите, у меня там сговорились часы с машиной и не спросили меня. Как там сказано… Машина не может того-то и того-то. И так далее.
Это вводные в мир, в котором мы живем. Дальше — как сам с этим распределишься и в чьих руках это будет находиться. Здесь я об этом говорю и говорю. Наверное, точнее никто не сформулировал. Илон Маск постоянно упоминает о проблеме демократизации технологии искусственного интеллекта. Я могу добавить еще децентрализацию. Интересная штука: право управлять вашими данными или хранить вашу цифровую проекцию, которую вы ежедневно добровольно отдаете в облако, принадлежит всем, миллиардам людей на планете.
Это я сейчас фантазирую, но отчасти это о том, как может развиваться общество с такими технологическими составляющими. Мне было бы интересно поразмышлять, подумать, какой может быть выход из ситуации. Но еще раз говорю: я никаких ответов не даю и предлагаю вместе порассуждать об этом. Я всего лишь сопоставил, соединил в одном большом эпизоде и вообще в одной большой части фильма все приметы сегодняшнего времени. Практически все.
— Да, большой и зрелищный эпизод в фильме, как Москва уходит под воду. Он был в трейлере, поэтому это не спойлер. А вот если поднять темы, о которых мы говорили: инопланетяне, цифровые технологии, «враг внутри нас», — действительно может так случиться, что если мы не изменимся, не подкорректируем наше поведение, рано или поздно запустим наш город.
— Не знаю, должны или не должны мы меняться, но хотя бы подумать об этом обязательно надо. Это у вас не вопрос. Это точка. Я согласен.
— Москва просто ушла под воду. Вы несколько раз говорили. Можете рассказать о подводных съемках? Они были сложные?
— Мы поехали в Венгрию. Хотели, конечно, в России снять, но у нас нет таких условий, а если самим всё строить, то невозможно гарантировать безопасность. Нет опыта, а просто так это не делается. Создавали спецэффекты с волнами, водой, фактурой, текстурой воды. Кроме того, была возможность погрузить в воду декорацию. В нашем случае — 12 тонн. Мы провели в Венгрии два месяца съемочного периода, и всё, что касается водных сцен в центре Москвы, снималось там.
— Я так понимаю, это действительно первые такие масштабные сцены в российском кино.
— У нас не так много фильмов в жанре «инопланетное вторжение». По пальцам пересчитать можно.
