Автор бестселлера «Маленькая жизнь» Ханья Янагихара отправила своих героев в альтернативную реальность, Московская консерватория пустила читателей в творческую лабораторию Геннадия Рождественского, а Павел Пепперштейн собрал художников разных поколений для создания комиксов. В нашей мартовской подборке встретились четыре совершенно разных издания, объединяет которые только бескомпромиссная увлеченность авторов. В том, кому и зачем это читать, разбирались «Известия».
«До самого рая»Ханья Янагихара
Прошлый роман Янагихары «Маленькая жизнь» стал сенсацией, бестселлером, несмотря на крайне мрачную, если не сказать чернушную, историю. Новое произведение более щадяще по отношению к чувствам читателя, но — не к его времени. Увесистый, почти 600-страничный том не рассчитан на быстрое чтение и претендует на создание целой вселенной.
На задней обложке новой книги Ханьи Янагихары размещен восторженный отзыв Майкла Каннингема, автора романа «Часы» (широко известного у нас еще и благодаря экранизации с участием Николь Кидман, Мэрил Стрип и Джулианны Мур). И это, пожалуй, не случайно.
Действие «До самого рая», как и «Часов», разворачивается в трех временных пластах —1893 году, 1993-м и 2093-м. Но в отличие от реализма Каннингема Янагихара формирует альтернативную реальность. И это сильный прием: читаешь вроде бы вполне «честное» повествование о жизни богатого наследника банковской империи, как вдруг наталкиваешься на детали, совершенно не вписывающиеся в существующую картину мира. На этом фоне финальная часть как раз выглядит наиболее ожидаемой: Янагихара здесь идет по стопам Оруэлла, Хаксли и Замятина, описывая постапокалиптическое будущее, где после пандемии все под тотальным контролем, у каждого человека свой номер, а чувства становятся роскошью. Объединяют все три эпохи не только места действия (топография здесь, впрочем, тоже специфическая), но, главное, потерянность центральных персонажей, их отчужденность при внешнем следовании социальным установкам. И — стремление к счастью.
«Глоссы»Геннадий Рождественский
Публикация впечатляющего и по внешним характеристикам (около 900 страниц, крупный формат), и по концепции сборника текстов Геннадия Рождественского приурочена к установке мемориальной доски с изображением дирижера — она появилась на доме музыканта в Каретном ряду благодаря совместным усилиям Московской консерватории и Большого театра.
Впрочем, считать «Глоссы» лишь дополнением к этой акции и дежурной формальностью никак нельзя. Скажем больше: издание это беспрецедентно и бескомпромиссно. Примерно две трети его составляют заметки Рождественского по исполнению тех или иных симфонических произведений — в диапазоне от Айвза до Яначека, то есть буквально от А до Я. Маэстро здесь дает конкретные практические указания — в каком размере дирижировать, когда и как показать вступление, чтобы группа инструментов сыграла вовремя, в каких тактах есть неточности.
Для коллег Рождественского и студентов музыкальных вузов, мечтающих пойти по его стопам, — материал бесценный. Настольная книга. Но все остальные, даже просвещенные меломаны, не говоря уже о широкой публике, едва ли найдут что-то интересное для себя в этой профессиональной кухне. Разве что поймут, какой филигранный, тщательный труд стоит за вроде бы таким эфемерным делом, как управление оркестром: вопрос «Зачем нужен дирижер, если он не играет ни на каком инструменте?» после прочтения не возникнет уже никогда.
Зато последняя треть дарит увлекательнейшее чтение всем и каждому — в основном это вступительные речи Рождественского перед своими концертами, превращавшиеся в остроумные, изящные мини-лекции о композиторах, исполнителях и обстоятельствах создания шедевров.
1922. Конструктивизм. НачалоПервая экспозиция новой арт-институции — Центра конструктивизма «Зотов» — стала заметным событием прошлой осени, хотя и вызвала немало споров. Камнем преткновения оказалась трактовка термина «конструктивизм»: можно ли приравнивать его к русскому авангарду и где провести грань между этим и прочими «измами» эпохи? Издание, выпущенное «Зотовым» аккурат к окончанию выставки, предлагает ответы на вопросы. Но и ставит новые, как полагается не просто каталогу, а большому коллективному научному труду.
«1922. Конструктивизм. Начало» — действительно больше чем альбом. Каждый из трех разделов книги — «Современники», «Лаборатория», «Практика» — открывается рядом исследовательских статей, затрагивающих разные аспекты конструктивизма и прослеживающих его проявления не только в живописи, но и в литературе, театре, кинематографе. Эстафету у текстов принимают иллюстрации и репродукции. А примерно посередине тома читатель натыкается на врезку из желтоватой бумаги, объединяющую высказывания и манифесты самих конструктивистов. Оформлено это, разумеется, аутентично: разноголосица шрифтов лишь поначалу сбивает с толку, но в итоге воспринимается как органичная составляющая целого.
Всё вместе — не только искусствоведческий компендиум, но неординарная попытка разобраться в самой эпохе. В конце концов, конструктивизм был действительно не просто стилем, но своего рода отношением к повседневной реальности, стремлением ее преобразить, а то и изобрести с нуля. После знакомства с изданием эта идея станет читателю хотя бы немного ближе.
«Мифогенная любовь каст» в комиксахСергей Ануфриев, Павел Пепперштейн
Вышедший на рубеже веков роман Павла Пепперштейна и Сергея Ануфриева «Мифогенная любовь каст» принято называть культовым и упоминать в ряду важнейших литературных произведений эпохи. Но основатели группы «Инспекция «Медицинская герменевтика» уж точно не из тех, кто будет бороться за неприкосновенность своего творения и почтительное уважение к нему. Наоборот, им интереснее превращать собственных персонажей в мемы, способствовать тому, чтобы они уходили в народ.
Это и логично — сам роман построен на архетипах, пародиях сказочных сюжетов. Так что идея перевести увестистый двухтомник в формат комиксов на самом деле не столь уж дикая. Интересно другое. Лишь внешне это дань масскульту, по сути же — элитарный арт-проект, объединяющий ведущих современных художников России. Каждый получил по главе (а то и по две-три) и сделал свою визуальную фантазию на тему. Среди авторов — и сами Пепперштейн с Ануфриевым, и звезды уже нового поколения — Вова Перкин, Таня Пёникер, Ринат Мустафин, поучаствовал даже Виктор Пивоваров — классик советского концептуализма и по совместительству отец Пепперштейна (а еще — иллюстратор детских книг и муж писательницы Ирины Пивоваровой, так что это дело не то чтобы для него в новинку).
В итоге получился пестрый, неформальный, галлюциногенный, местами хулиганский визуальный пересказ «Мифогенной любви каст», который, конечно, не отменяет необходимости знакомства с оригинальным текстом, но настраивает на особое его восприятие.
