Несмотря на обилие у Павла Басинского разных книг о Льве Толстом, «Подлинная история Константина Левина» образует отдельную дилогию с «Подлинной историей Анны Карениной», вышедшей в прошлом году. Литературовед условно делит толстовский роман на две части, «каренинскую» и «левинскую», отражая существующую в восприятии многих поколений читателей двойственность. История трагического адюльтера Анны Аркадьевны и история духовных исканий второстепенного персонажа Константина Левина, на первый взгляд, могут произвести впечатление двух разных романов, зачем-то объединенных под одной обложкой. Критик Лидия Маслова выбрала книгу недели, специально для «Известий».
Павел Басинский«Подлинная история Константина Левина»Москва: Издательство АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2024. — 348 с.
На вопрос «зачем?» Басинский отвечает вполне исчерпывающе и обстоятельно. Первая глава книги так и называется «Зачем Левин?» и начинается с цитаты из критической статьи Александра Станкевича, опубликованной в 1878 году в «Вестнике Европы». Критик иронически пеняет Толстому за чрезмерную «щедрость»: «Автор обещал нам в своем произведении «Анна Каренина» один роман, а дал два. Параллельно с романом, героиней которого является Анна Каренина, развивается в произведении автора, живет и даже переживает первый — совсем другой роман, героем которого остается Константин Левин». Право ответить на подобные упреки Басинский предоставляет самому Толстому, цитируя его письмо педагогу С.А. Рачинскому, тоже не заметившему в романе стройной «архитектуры»: «Я горжусь, напротив, архитектурой, — возражает Толстой, — своды сведены так, что нельзя и заметить, где замОк. И об этом я более всего старался. Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а на внутренней связи».
Внутренняя связь между Константином Левиным и его прототипом — самим Львом Толстым — давно стала литературоведческим общим местом. «Буквальных совпадений между Толстым и Левиным в «Анне Карениной» даже избыточно много, что делает «левинскую» часть романа фактически автобиографией писателя в определенный период его жизни — с 1862 по 1878 год», — пишет Басинский, давая возможность читателю сличить природу внутренних метаний Толстого и Левина самостоятельно и для этого прикладывая в конце книги философско-религиозное эссе «Исповедь», написанное Толстым в 1878 году, через пять лет после «Анны Карениной». По мнению Басинского, это эссе можно понимать как «продолжение открытого финала восьмой части «Анны Карениной» и «подлинную историю внутренней жизни Константина Левина».
С точки зрения чисто драматургической пользы от Левина, которая гораздо больше, чем может показаться при беглом чтении, Басинский поворачивает этот персонаж всеми мыслимыми гранями, что видно уже по названиям глав: «Левин и Стива», «Левин и Вронский», «Левин и Долли», «Левин и Каренин», «Левин и Кити». Но самые парадоксальные сопоставления содержатся в последней, десятой главе — «Анна и Левин», которую Басинский начинает с перечисления противоположных черт двух персонажей, сразу бросающихся в глаза: «Она — падшая женщина, причем в глазах не только света, но и самого Толстого. Он — образец добродетели». В «Подлинной истории Анны Карениной» исследователь называл героиню вулканом, теперь она представляется ему как «тайфун, разрушающий не только свою жизнь, но и судьбы окружающих ее людей». По контрасту, Левин, которому Басинский не может подобрать климатический, природный аналог, — «созидатель, рядом с которым надежно и спокойно».
Но есть и черты, сближающие эти два полюса. Прежде всего, «принципиальный отказ от участия в ролевых играх, в которые, так или иначе, играют почти все персонажи». Кроме того, «у обоих нет изначальной привычки к родственным отношениям», да и вообще «Анна и Левин — два самых одиноких персонажа в романе. Это не сразу замечаешь, но, когда это понимаешь, многое в их поведении видится несколько иначе». Отдельно Басинский останавливается на единственной в романе встрече двух самых важных фигур, которую хитрый Толстой максимально оттянул: «Анна и Левин встречаются друг с другом, когда и «каренинская», и «левинская» части романа близятся к его завершению. Словно два главных его героя прожили целую жизнь, испытали множество превратностей судьбы, горе и радость, счастье и разочарование, и вот, наконец, нашли один другого».
Описывая мгновенное взаимопонимание «с полуслова», установившиеся между Анной и Левиным при первой же встрече, Басинский даже строит оригинальное предположение, что всё могло бы сложиться не так трагично, если бы Анна для своего прыжка к свободе и бегства от лицемерных ролевых игр выбрала более положительного мужчину: «Если Левин очаровался Анной на вершине своего семейного счастья, то что было бы, если бы они познакомились в начале романа, когда Левин был оскорблен отказом Кити? Возможно, роман развивался бы иначе? Но, конечно, гадать об этом не имеет смысла».
Мимолетное притяжение романтического характера, связывающее Левина и Анну, не так важно в толстовской системе координат, где главной осью является скорее Танатос, чем Эрос. «В романе все главы пронумерованы, но не имеют названия. И только одна глава пятой части под номером XX имеет название — «Смерть», — напоминает Басинский, в главе «Левин и смерть» подробно разбирающий мучительные толстовские эпизоды, связанные с «процессом ухода из жизни» брата Константина Левина — Николая. «В романе дважды подробно описывается кончина персонажей: смерть Николая Левина в провинциальной гостинице и гибель Анны Карениной на станции Обираловка под колесами товарного поезда», — от этого наблюдения исследователь переходит к теме смерти как к неизменно интересовавшей Толстого, начиная с дебютной повести «Детство», вышедшей за 20 лет до начала работы над «Анной Карениной».
Именно с темой смерти связан тот потаенный и важный для Толстого-философа внутренний сюжет, который нелегко заметить в романе, быстро затягивающем читателя в любовные и матримониальные перипетии. По мнению Басинского, «сюжет внешний изнутри подрывается сюжетом внутренним, значение которого мы не сразу понимаем. «Левинская» часть с самого начала переплетается с «каренинской» еще не видимыми нитями». Намертво связывающая Анну и Левина тема смерти как раз и образует тот самый «настоящий замОк, соединяющий и скрепляющий две половины арки одного романа. Толстой оставил его в черновиках, не позволив читателю его обнаружить». Не будем и мы выдавать в качестве спойлера обнаруженную Басинским в черновиках концептуальную находку, отметив лишь, что она наводит на новые размышления о Льве Николаевиче как мастере изощренных психологических спецэффектов.
