Осуждать действия своей страны неприемлемо, убежден Сергей Полунин. Звезда мирового балета считает себя русским, разделяет выбор России и набил три портрета Владимира Путина. Сейчас исполняющий обязанности ректора Академии хореографии в Севастополе готовит к выпуску балет «Мастер и Маргарита», премьера которого состоится 22 марта в «Крокус Сити Холле». «Известия» встретились с Сергеем Полуниным и расспросили о булгаковщине в его жизни, шаманстве коллеги и о прерванной карьере в Голливуде.
«Для меня важно вложить в Булгакова всё»— Для вас это знакомая площадка. Есть ли нюансы представления «Мастера и Маргариты»? Сложно ли освоить эту большую сцену?
— «Крокус» необычная для балета и для танцев площадка. Потому что огромное количество людей. Но мы немного рискуем. Я репетировал и мне всё видно: людей в партере и даже на балконах. Контакт есть.
— А вам это важно?
— Это очень важно. Артисту такое количество энергии от людей передается и это может быть очень мощно. Когда мы с Королевским балетом танцевали «Ромео и Джульетту» в Лондоне, там было 115 тыс. человек. Тогда я первый раз ощутил эту мощь. Это не только большая ответственность, но еще и стимул быть лучше. «Мастер и Маргарита» отличается от предыдущих моих спектаклей. Это самая масштабная постановка. 133 образа. Эту цифру назвали мне художники, занимающиеся костюмами.
— Зачем так много?
— Я себе поставил цель сделать всё по Булгакову, все главы. Поэтому задача была очень тяжелая. Роман Булгакова вообще энергетически сложное произведение. В нем много персонажей, много подтекста. Люди должны понять и подумать про то, о чем пишет писатель. Там тысячи разных красок, которые мы должны перевести в танец. Нам в помощь музыка Эдуарда Артемьева, она такая же многогранная, как и «Мастер и Маргарита». Я ставил себе задачу послушать все сочинения композитора, но пока прослушал 30% его музыки. Хотя слушал шесть месяцев подряд.
— Дорогой спектакль?
— Очень. Мы выходим за пределы бюджета. Но для меня важно вложить в Булгакова всё. Качество важнее заработка.
— Вы квартиру не продавали ради Булгакова?
— Нет. Но я думал о том, чтобы продать квартиру. Потому что уж такой я парень рисковый. Для меня сделать балет главней, чем какая-то стабильность. Всё туда — время, деньги. Должно быть что-то интересное, необычное. Каждый зритель найдет для себя что-то свое.
— Любой артист, режиссер, сталкиваясь с Булгаковым, ждет какай-то чертовщины. У вас всё было гладко?
— Не скажу, что гладко. Книга-то это темная. Ничего там светлого нет, для меня. Но я хотел показать свет через тьму. Сейчас понимая, что всё-таки нет там светлых героев. Каждый наполнен каким-то грехом. И для меня это непростое дело. Мы двигались, работали и не оглядывались.
«Нашаманил»»— А не тогда ли вы получили травму, когда начали работу над постановкой?
— Грант мы получили в марте прошлого года. Да, тогда я порвал ахилл, как раз.
— Булгаковщина?
— Это точно связано. Потому что я до сих пор хожу, хромаю и читаю про Воланда, который хромает. Что-то общее. Наверное, это дается, чтобы прочувствовать героя. Поэтому в следующий раз я хорошо подумаю, если там герой с каким-то пороком. (Улыбается.)
— Вы недавно были специальным гостем на 100-м концерте SHAMAN. Танцевали под песню «Встанем». Как произошла эта коллаборация?
— «Встанем» была моим стимулом возвращения на сцену. Потому что когда я порвал ахилл, не понимал, что будет потом. Вернусь ли на сцену, как пройдет операция, как нога будет работать. Это такая странная травма. Потому повреждена не мышца. Будто рвется в тебе какая-то веревка, и всё, нога не работает, половиины тела будто нет. И я поставил себе цель быстро вернуться. Смотрел видео про Коби Брайанта, который вернулся через семь месяцев с половиной. И решил: надо в три раза быстрей.
— SHAMAN нашаманил?
— Нашаманил. И я вернулся через четыре с половиной месяца. И такая правильная песня для меня. «Встанем». И про мою жизнь, про травму.
Вы знаете, для страны песня SHAMAN стала сильным стимулом, чтобы собраться, встать, двигаться всем вместе. Потому что сейчас идет сражение не на жизнь, а на смерть. Драка за русский мир, культуру, традиции, да вообще за всё русское. И об этом нельзя забывать.
А про важность песни, ведь когда случилась как раз СВО, очень мало кто вообще написал в то время хоть что-то, поддерживающее нашу страну, народ. Была паника. Кто-то уезжал, кто-то просто пугался, не знал, что делать. А Ярослав молодец, он стержень, за который можно было держаться, куда-то двигаться людям, слушать эту песню.
«Россия для меня — это добро. Путин — это добро»— На вас кофта с военными самолетами. Что это?
— Это русский бренд. Я вообще интернациональный человек. Я за людей, в принципе. Но Россия для меня — это добро. Путин — это добро. Для меня то, что предлагает наша страна, понятно, логично, приемлемо. Запад же диктует свои цели, наживается на других народах. И если кто-то с этим не согласен, они проводят революции, такие как в Грузии, на Украине, в Белоруссии и в других странах. Так что для меня человечнее и правильнее то, что предлагает Россия. Я думаю, к этой модели существования присоединятся многие страны.
— Я вижу, у вас изменились татуировки. На гербе России сердечко появилось.
— Я удалял все татуировки, вообще. Хотел вернуться обратно в Голливуд. Но случилась СВО. И нужно было делать выбор по совести. Поэтому я оставил татуировки, заново набил герб России.
— А портрет Владимира Путина на груди оставили?
— Здесь (показывает на грудь) — всё!
— Всё осталось?
— Да. И еще два появилось.
— Так теперь у вас три портрета президента?
— Для меня было два варианта: или всё удалять, или добавить еще двух Путиных.
— Что вы удалили?
— Сведение — процесс длительный. Просто некоторые стали менее видны. Например, Джокер на плече практически исчез. Крест есть. Просто не такой яркий. Полтора года я ходил выжигать тату. 15 раз.
— Вы хотели вернуться в Голливуд. Было предложение?
— Было предложение, и серьезный американский агент был. Не знаю даже, может, они оставили эту роль за мной. В принципе, это уже не имеет значения. Но это был масштабный американский фильм.
Агентство, с которым я собирался работать, если берется за артиста, может поднять его до небес. Но я сделал выбор, и это всё ушло.
— Не было звонков из Голливуда? Не говорили: «Одумайся, Сережа, вернись, будем сниматься»?
— Приезжали люди из Голливуда. Но они требовали сделать выбор, сказать, что я осуждаю действия своей страны. Для меня это неприемлемо.
Люди уезжают из России в Израиль. И сколько существует эта страна, столько там идет война. Или еще какие-то российские актеры, которые против войны, бегут в Америку. А сколько военных конфликтов за свое существование США проводили? За последние 200 лет, наверное, 200. Поэтому не вижу логики в происходящем.
— Вам сказали осудить Россию, вы не отреклись. Дорога в Голливуд закрыта. Может, в русском кино начать сниматься?
— Пока такой цели нет. Мне сейчас нравится делать спектакли, быть на сцене. Это как сделать татуировку спереди, и видеть ее. Вот что для меня театр. А кино, это когда ты сделал себе татуировку на спине. Ты ощутил это, но результата не видишь. Кто-то смотрит твое кино, тебе это ни в плюс, ни в минус. А в театре — живое общение, адреналин, эмоции. Это намного сильнее.
«Для них что Польша, что Румыния, Венгрия, Украина — все русские»— Вы родились в Херсонской области. Что для вас присоединение региона к России?
— Когда я жил в Херсоне, это был русский город, там жили русские люди. Они приехали на Украину из разных городов России на какой-то завод работать, в морской порт. Как и мои родные, которые переехали из Краснодара, из Иванова. В 1990-е, когда Украина отделялась, там было восстание националистов. Моей семье было страшно. Мы даже думали возвращаться в Россию.
— Как это было?
— Приезжали и угрожали. По телевидению что-то показывалось, по радио говорили. Мама думала, что это небезопасно. Потом это как-то притихло. Но всё равно.
Недавно я выложил в соцсети фото деда. Он мог выпить, а потом шел домой и кричал детям во дворе: «Кто я?» И они все ему в ответ: «Русский!» А дед им за это конфеты. Его уже нет в живых. Но вот мои корни. Моя бабушка русская из Иваново, дед из Краснодара. Другой дед — сибиряк. Разные крови намешаны.
Когда я приехал учиться в Лондон с Украины, все говорили: «Ты русский». — «Да нет, я с Украины». Они даже не знали, что есть такая страна. Для них что Польша, что Румыния, Венгрия, Украина — все русские.
Все называли меня Russian boy — «русский мальчик». Да, я такой. Для меня честь быть русским, гордость. Мне педагог говорил: можно русских вывести из России, но Россию из русского нельзя.
Когда была революция в Киеве, моя мама работала в Национальной опере Украины. Они там закрывались на ночь, не могли домой доехать. Небезопасно было. В то время я учился в Киевском хореографическом училище. И у нас был лишь один мальчик говорящий по-украински. В начале 2000-х в этой стране сложно было встретить людей, разговаривающих на родном языке. Нам преподавали только на украинском. А учителя разговаривали на русском. Иностранцы приезжали — не понимали, что происходит.
После я уехал в Лондон и через какое-то время возвращаюсь в Киев. И что я вижу — ни одного русскоговорящего человека. Вообще. Все вдруг вспомнили, что они могут разговаривать по-украински. Вдруг с двух фильмов в год на Украине стали делать 200. Швейцарцы, американцы вкладывались в пропагандистское кино. Мне предлагали такие фильмы.
— И что вы?
— Подумал: они, наверное, даже будут продвигать такое кино на «Оскар». Потому что вбухивались большие деньги. И в сценарии вкладывали мысли против русских. Например, что коррупция на Украине от России идет, от донецких. По чуть-чуть закидывали какую-то гадость. Я не мог переступить через себя. Перейдешь грань, закроешь тут глаза, там промолчишь, но зато хороший фильм. Я с этим боролся.
Мне заслуженного артиста на Украине должны были давать. У меня всё было хорошо на Западе. И меня начали ценить на Украине. Но я понимал, что никогда не смогу ничего сказать, сделать против русских. Для меня это дико. Как и для моей мамы. А люди там воспитывали националистов.
Мама спросила знакомых: почему они пошли на Майдан? Те говорят: против коррупции, против богатых людей. При этом женщина продает элитную недвижимость. И опять нет логики. Кто же у нее будет покупать эту недвижимость. А в ответ: «Надоела эта элита. Мы вилы возьмем». Мама говорит: «Против кого? На кого ты с вилами пойдешь?» Националистская пропаганда работает отлично. Люди, к сожалению, ведутся, не осознавая, что делают. Хотя не такие уж и глупые.
— Поедете в Херсон?
— Поеду. Мой папа там еще остался, бабушка. Сейчас там непростая ситуация.
