Устанавливать дистанцию между оркестрантами на сцене бессмысленно, шахматная рассадка в зале изменит акустические свойства пространства, а российским музыкантам сейчас особенно тяжело, уверен композитор, дирижер и гендиректор Российского музыкального союза (РМС) Александр Клевицкий. Своими соображениями заслуженный деятель искусств РФ поделился с «Известиями», вскоре после того как РМС снова попросил премьер-министра рассмотреть меры поддержки индустрии.
— Два месяца назад РМС направил первое письмо на имя Михаила Мишустина. Почему потребовалось повторное обращение?
— На первое письмо мы получили ответ от Минэкономразвития, где нет, увы, нет никаких содержательных ответов. Так, на просьбу о включении соответствующих музыкальной индустрии кодов ОКВЭД в перечень сфер деятельности, наиболее пострадавших от последствий пандемии, нам сказали, что в списке фигурирует ОКВЭД 90. Однако он неприменим к звукозаписывающим компаниям и музыкальным издательствам. Организации по управлению авторскими и смежными правами — РАО, ВОИС, РСП — тоже не относятся к этому коду. А ведь именно через них получают деньги многие музыканты.
— Как вы оцениваете ситуацию в музыкальной индустрии сейчас, спустя эти два месяца? Динамика положительная или отрицательная?
— Она всё хуже и хуже. Концертные залы почти три месяца как закрыты, у артистов нет выступлений, а соответственно, и дохода. Государственные оркестры получают какие-то зарплаты, но многие музыканты не состоят ни в каких коллективах. А у студентов в консерваториях, училищах, которые лишились критически важных для них подработок, ситуация, мне кажется, совершенно плачевная. Особенно жалко тех, кто только начал свою профессиональную деятельность, у них нет никакой жировой прослойки, нет запаса. Возможно, государству надо предусмотреть какие-то гранты для них.
Сегодня мы слышим о том, что власти выделяют средства на поддержку бизнеса, и за это спасибо большое. На днях Владимир Путин говорил на совещании и о поддержке культуры, что тоже очень радует. Но хочется, чтобы обратили внимание конкретно на музыкантов, особенно на композиторов. Они сейчас в числе наиболее уязвимых. А ведь их во все времена поддерживали. Если бы не помощь Надежды Филаретовны фон Мекк, может, и не было бы гениальной музыки Чайковского. Александра Николаевна Пахмутова мне рассказывала, что во время войны, когда в стране была тяжелейшая ситуация, ученики Центральной музыкальной школы — будущие композиторы и исполнители — получали паек наравне с бойцами на передовой. Так государство относилось к культуре.
— Сейчас много обсуждают, как будет возвращаться концертная жизнь. В частности, как работать оркестрам.
— Я много лет возглавляю симфонический оркестр. И могу признаться, что не представляю, как здесь быть. Оркестранты не могут дуть в мундштуки в масках, да и струнникам она будет мешать. Я же как дирижер в ней наверняка задохнусь, поскольку, помимо эмоциональной, это еще большая физическая нагрузка — продирижировать концертом.
— В Европе обсуждают различные формы социального дистанцирования внутри оркестра. В Берлине договорились рассаживать струнников на полтора метра друг от друга, а духовиков — на два. Это имеет смысл?
— Если духовик заражен, его хоть на два, хоть на три метра дистанцируй от остальных — весь оркестр перезаражает, потому что у него из раструба этот коронавирус будет вылетать со страшной скоростью на метры вперед. К тому же не у всех коллективов есть достаточно большие репетиционные помещения, чтобы так всех рассадить. И чисто акустически я не представляю, как это будет — нарушатся все балансы. Эксперименты могут быть разные, но у меня пока на этот счет большой скепсис.
— Если все-таки в сентябре не будет вакцины, что лучше — выходить на сцену с такими специфическими мерами или сидеть без работы до последнего?
— У меня нет ответа. Это крайне болезненный вопрос, потому что, с одной стороны, мы уже не можем сидеть дальше — ужасно хочется на работу. За месяцы в изоляции я придумал несколько концертных программ. Жду не дождусь, когда выйду и смогу их сделать. Да и оркестранты этого ждут. Все рвутся в бой, но страх перед вирусом большой, могу сказать честно. Тут получается дилемма: лучше переждать, гарантированно остаться здоровыми и потом во всеоружии возобновить работу или же рисковать и экспериментировать, рассаживая музыкантов.
— Возможно ли переложение симфонических партитур на камерные составы, которые удастся разместить на сцене с соблюдением дистанции?
— Мне как композитору это было бы жутко неприятно. Это всё равно что сказать: «Давайте кусочек от картины отрежем и покажем только его, а остальное вы дорисуете в своей голове».
Когда я сочиняю, у меня есть определенные задачи, идеи, я создаю необходимое мне звучание и рассчитываю на ресурсы оркестра. В теории можно просто играть тему на одном гобое или на одной скрипке, но это же маразм. Да и кто пойдет это слушать?
— Кстати, к вопросу о зрителях. Что думаете о предлагаемой сейчас шахматной рассадке?
— Когда мы выступаем, то чувствуем настроение зала, ждем аплодисментов. Но при шахматной рассадке мы эту зрительскую энергетику не получим, не почувствуем. Это будет всё неправильно, не то. А главное, о чем почему-то не задумываются, изменится сама акустика помещений. Ведь залы строились, исходя из того что во время концертов они будут заполнены. Полупустой зал уже не так звучит. В общем, здесь много подводных камней и пока всё печально.
— Однажды пандемия всё же закончится. По вашей оценке, как долго музыкальная индустрия будет ощущать последствия этих непростых месяцев?
— Думаю, что восстановится всё достаточно быстро. Но, во-первых, у людей должны появиться деньги, которые они смогут потратить не на колбасу, а на билеты в концертные залы. Во-вторых, должен пройти страх перед вирусом, чтобы, слушая музыку, не думать о заразе, а получать удовольствие от художественных образов. То же самое касается тех, кто по другую сторону рампы: музыканты должны не бояться, что заболеют, и играть с полной отдачей... В общем, главная задача — победить коронавирус. И тогда всё вернется на круги своя.
— Недавно один известный композитор создал «Карантинную симфонию». А на конкурс, который провела Гильдия молодых музыкантов РМС, была прислана симфония «Пандемическая». Думаю, таких примеров будет в ближайшее время много. Как вы к этому относитесь?
— Была такая поговорка при советской власти: «Утром в газете, вечером в куплете». Она относилась к песенному творчеству, но можно применить к любому другому. Давайте напишем еще «Медикаментозную», «Вакцинационную», «Вирусную» симфонии... Можно, конечно, назвать как угодно, я не против. Но, черт побери, всё преходяще! Вирус опасен, но это так или иначе небольшой эпизод в нашей судьбе. По крайней мере, надеюсь, что будет так. Поэтому, на мой взгляд, нужно думать все-таки о более возвышенных художественных образах. Мы занимаемся искусством. Оно разное, в нем есть подчас противоположные стилистические направления, но все-таки оно создано для того, чтобы делать нашу жизнь более красивой и наполнять ее яркими эмоциями.
Главное в музыке должно быть сказано музыкальным языком. Если композитору так хочется дать злободневное название — его право. Но не стоит относиться к этому слишком серьезно. Никита Богословский назвал одну из своих последних симфоний «Пасторальная». Его спросили: «Никита Владимирович, почему «Пасторальная?» — «Потому что я очень постарался».
— Сейчас многие говорят, что начали иначе смотреть на мир, ценить то, на что не обращали внимание раньше. Недавно Юрий Башмет сказал в интервью «Известиям», что он каждую ночь выходит слушать пение птиц. Специально для этого дожидается двух часов ночи.
— Будете смеяться, но я делаю то же самое, не сговариваясь с Башметом. Чистая правда — птицы сейчас действительно потрясающе поют, такие хоры устраивают!
Конечно, замечательно, когда человек имеет возможность что-то переосмыслить, это внутренне обогащает. И сейчас особенно остро осознаешь ценность жизни. Я тоже много размышлял эти месяцы. Но вот что интересно: еще до начала пандемии я написал симфонию «XXI век. Борьба продолжается». И оказалось, что она абсолютно соответствует сегодняшнему дню. Как будто я предугадал, что всё так будет, но только выразил это не в названии, а в музыкальных образах.
— Сказываются ли непосредственно на вашем творчестве пандемия и карантин?
— Я устроен таким образом, что когда настают самые гнетущие, темные времена, у меня почему-то рождаются светлые музыкальные образы. Недавно я попал в больницу, было тяжело и физически, и морально. Но у меня была с собой музыкальная программа на ноутбуке, и я во время лечения начал писать Концерт для фортепиано с оркестром. Так вот он получился позитивным, энергичным, с посылом, что всё будет хорошо. Получается, еще когда не было вируса, я создал симфонию-предчувствие этих драматичных событий, а когда всё это началось, родилась, наоборот, музыка оптимистичная.
— Когда планируется премьера?
— У меня был запланирован творческий вечер 10 июня в Большом зале консерватории, солировать в Фортепианном концерте должна была Екатерина Мечетина. К сожалению, из-за текущей ситуации всё переносится, пока даже не знаю, на когда.
— Как вы считаете, вынесет ли человечество какой-то урок из этих событий?
— В середине XX века человечество испытало самую страшную войну за всю историю. Но сразу после этого занялось созданием атомной бомбы. И до сих пор, мы видим, во многих странах идут войны. У нас, к сожалению, короткая память. А сама природа человека, если и меняется, то очень-очень медленно. И я даже не уверен, что в лучшую сторону.
— Вы скептически оцениваете развитие человечества?
— Скорее, отмечаю какие-то тенденции. Например, меня расстраивает, что сейчас всё опрощается. В искусстве это тоже заметно. Появляются стили, которые называются минимализм, например. Композиторы повторяют бесконечно две-три ноты и утверждают, что это концепция. Многие бесталанные авторы за этим скрываются.
Да и в популярной музыке аналогичная ситуация. Сегодня, пожалуй, никто из нас не назовет исполнителя уровня Майкла Джексона, Элтона Джона, Фредди Меркьюри. Можете вспомнить хоть одного, есть такой?
— Слышали ли вы Билли Айлиш?
— Нет, к сожалению. А надо?
— Это феномен прежде всего с точки зрения популярности. Для подростковой аудитории она звезда № 1. При этом, ей самой 18. Но она действительно очень музыкальна.
— Послушаю обязательно. Конечно, звездочки регулярно вспыхивают. Многие из них очень достойные. Но согласитесь, фигур такого масштаба, как Элвис Пресли или The Beatles, не было давно. Я слежу за этим, легкий жанр мне не чужд — я как композитор посвятил ему большую часть жизни. Правда, жалею, что не ушел в академическую музыку раньше. Ну, так получилось...
— А если говорить о новых звездах классической музыки?
— В академическом жанре, может быть, получше ситуация, но... Вот есть мощные фигуры старшего поколения — например, Юрий Абрамович Башмет. Он совсем не старый еще, но все же как музыкант он сформировался еще в советское время. А кто на смену приходит? Я не знаю пока, есть такие люди?
— Почему так получается, что нет сопоставимых фигур?
— Профессиональные и социальные лифты разрушены. В 1990-е многие преподаватели уехали за рубеж. Растеряли мы свой багаж.
Мне кажется, ситуация с вирусом — напоминание, что пора собирать камни. Пришло время обратить серьезное внимание на культуру, на музыку. Это стоит того, потому что прославляет в итоге саму страну.
Справка «Известий»
