«Одни копируют Гая Ричи, а другие пытаются создавать что-то диковинное»

За свои авторские фильмы екатеринбургский режиссер, сценарист и продюсер Алексей Федорченко получил множество призов и сам не раз судил международные киносмотры. В сентябре он председательствовал в жюри «Киношок» в Анапе, затем показал картину «Новый Берлин» в конкурсе «Маяка» в Геленджике, а сейчас участвует в кинофестивале «Послание к человеку», который продолжается в Санкт-Петербурге. О том, какие его работы выходят в прокат и о чем будет следующая картина, Алексей Федорченко рассказ «Известиям» после показа его конкурсного фильма «Колбаса Митрофана Аксёнова».

— Знаю, что герой фильма, русский философ Митрофан Аксёнов, фактически обосновавший теорию относительности, действительно жил. Но ваша история балансирует на грани мистификации, и персонаж обретает некие фантазийные черты. Выдуманный мир для вас убедительнее настоящего?

— Я игровое кино снимаю как документальное, а документальное — как игровое. Хотя там всё правда, в этом фильме, всё равно ты ничему не веришь, кажется, что это придумано. Как-то я себе такой выбрал стиль съемок. Но все основано на документах, на фактах. Прежде чем начинать снимать, около года собираю материал. Настолько удивительные факты можно найти, что глупо и непродуктивно что-то придумывать, вымучивать, словом, множить реальность, которой и так полно. А режиссер в моем понимании — это демиург. Он создает миры, делает их похожими на нашу реальность, но чтобы это было чуть-чуть на шаг в стороне.

— Вас называют гуру авторского кино. Можно сформулировать, каким оно должно быть и как его смотреть?

— Если кино авторское, то оно должно быть новым. А новое всегда смотреть тяжело. Люди любят смотреть привычное. Жанр — категория привычная. Если хочешь сделать популярное кино, делай, как делали вчера. Если хочешь снять авторское — делай, как никто не делал, и ты должен понимать, что это поймут не все.

— Поделитесь, пожалуйста, как режиссеру уйти от стереотипов кино зрительского?

— Ну вот я, к примеру, почти не смотрю кино.

— Специально?

— Нет, я просто не очень люблю. Мне интересно придумывать и что-то снимать. У нас на площадке запрещено слово «референс». Если я понимаю, что вот таким образом уже кто-то снимал, то лучше откажусь от этой идеи. А если и попадаю в стиль кого-то, то случайно. Я могу украсть только исторический документ или фотографию, то есть взять сцену из реальности. Причем мне нравится брать заштампованные темы и показывать их иначе.

К примеру, революция. Казалось бы, уже всё снято про революцию или войну. Но большинство фильмов сняты одинаково: смятая газета летит по мостовой, снайпер целится, пушка стреляет, товарищ погибает. Можно издать игру под названием «как снять фильм о войне». А мне нравится погружаться в историю, в архивные материалы, делать научную и исследовательскую работу, находить то, чего никто не находил.

— В «Новом Берлине» речь идет о тайном городе спасшихся после второй мировой нацистов. Это ваш личный вклад в борьбу с этим злом?

— Получается, что так, да. Во-первых, борьба со штампами — хотел снять фильм о войне, который никто не снимал до меня. А во-вторых, с нацизмом. История, конечно, вносит свои коррективы. Сценарий «Нового Берлина» написан в 2008 году. Он сейчас по-другому смотрится. Многие смыслы изменились и в «Больших Змеях», и в «Последней «Милой Болгарии». Сейчас настолько сильная история, что она диктует какие-то свои векторы. Иногда пересматриваю картину и думаю: «Как это мы могли 15 лет назад придумать?» С одной стороны, мне это нравится, с другой, страшно, конечно.

— Ощущаете себя провидцем?

— Ну не провидцем, наверное, но удивляюсь всегда, когда какие-то вещи удается предсказать. Я же практически живу с книгами, в библиотеке, каждый день получаю информации столько, сколько люди обычно за месяц получают, а то и за годы. И, конечно, это как-то влияет.

— Вы намеренно бежите от штампов или вас просто затягивает то, чего вы никогда не видели, в чем не копались?

— И то и другое. Штампы запрещены, новое затягивает. 50 на 50 получается. По этой же причине я по заказу не снимаю.

— Технически фильмы сегодня делают на высоком уровне, но почему до него во множестве случаев не дотягивают идеи и сценарии?

— Потому что повторяют одно и то же. Всё одинаково. В этом и заключается сценарный кризис. Например, фильмов про отношения очень много. Смотря фильм, ты уже всё понимаешь — кто кого обманет, кто кого предаст. Причем подавляющее большинство фильмов — про инфантильных мужчин и сумасшедших женщин, которые почему-то любят инфантильных мужчин. Мне это ужасно неинтересно. Мне нравится, когда отношения развиваются на фоне исторических событий. Я удивляюсь событиям. Изучая их, я с удовольствием нахожу отношения там, внутри, но не наоборот.

— «Большие змеи Улли-Кале» о русских на Кавказе и Кавказе в русских показали на фестивале «Киношок» и здесь, в Петербурге. Реакция зрителей была неоднозначной. Как вы думаете, кто принял вашу картину?

— Те, кто любит кино, приняли прекрасно, те, кто не сильно интересуется искусством, историей и не привык к чему-то новому, реагировали настороженно-остро. Не все справляются, это достаточно сложный жанр. Нужно предпринять усилия, втянуться, привыкнуть к странному повествованию и изображению.

— Фильм, насколько я знаю, в прокат не выходил. Почему?

— Прокатом я специально не занимался. Знаю, что появилась компания, которая взяла последние мои фильмы и будет прокатывать. Во всяком случае три работы — «Последняя «Милая Болгария», «Большие змеи Улле-Кале» и «Новый Берлин» точно будут в кинотеатрах.

— «Киношок» для вас должен быть памятным событием. Здесь в 2010-м был отмечен ваш фильм «Овсянки». Как изменился с тех пор этот форум?

— Сейчас он, как и другие фестивали, учится работать с кинематографиями, с которым мы раньше не работали. Это растянутый во времени процесс. Тогда это был совершенно другой фестиваль. Много было пожилых представителей советского кинематографа, этакие последние из могикан. В то же время были очень интересные молодежные студенческие программы, такой реальный киношок с провокационными вещами — отбором занималась моя коллега Лидия Канашова. Атмосфера была дружелюбной и располагающей. Мы жили в пансионате, расположенном прямо на берегу моря, и там же у воды происходили творческие дебаты.

— Любите море?

— Ходить я не очень люблю, а смотреть на море — прекрасно. Я бы с удовольствием жил на берегу моря. Но в Анапе у меня была своя цель. У моего прадеда здесь был дом. И всё, что мне известно, так это его имя и то, что дом был со львами. Но я его найти не смог, видимо, здание снесли или застроили. Никто о нем не знает, а очень хотелось бы какие-то сведения получить.

— Фестивальное кино делается не для широкого зрителя. А для чего? Для оценки критиками?

— Сложный вопрос. Могу сказать про себя. У меня был выбор — снимать телесериал и коммерцию или снимать то, что меня интересует. Я решил, что жизнь короткая, поэтому надо снимать то, что нравится, и заниматься тем, что нравится. Поэтому я не снимаю для зрителей.

Ход мыслей такой: если я ориентируюсь на зрителя, то считаю, что он глупее меня, и приходится подстраиваться под него, делать проще. Это неинтересно. В то же время знаю, что найдется 1% зрителей, который начитан и насмотрен, как я и лучше, чем я. И он способен понять первый, второй, третий и другие планы.

— Между региональным и авторским кино часто ставят знак равенства. Это справедливо?

— Особенность регионального кинематографа — в прокате. Это и проблема, и достоинство. Якутия, к примеру, практически не переводит свои фильмы на русский язык. Они создают свое кино больше сами для себя. У них находятся свои зрители, которые окупают фильм. С другой стороны, у нас не так много регионального кинематографа. Сейчас его можно разделить следующим образом: до Волги — это Москва, от Волги до Сибири — это я (смеется), а дальше — это Якутия, Бурятия, и сейчас еще Алтай добавился.

— С ограничением притока западного кинематографа наши кинозалы и онлайн-ресурсы стала заполнять отечественная продукция. У авторского кино появился дополнительный шанс завоевать зрителя?

— Это кино сейчас абсолютно разное. Одни копируют в очередной раз Гая Ричи, но на местном материале, а другие пытаются создавать что-то диковинное. Для хорошего фильма всегда необходим взгляд со стороны. Могу сказать, что я про Якутию сниму лучше, чем якуты, а они снимут про мой родной Свердловск лучше, чем я.

Погружение в материал — это важно, но важного ты не видишь, будучи внутри. Я снимал «Небесные жены луговых мари». Марийский кинематограф есть, но это чаще фильмы о неудавшихся свадьбах. А наш фильм стал для них откровением, они взглянули на свою культуру под другим углом зрения.

— О чем будет ваша следующая картина?

— Хочется сделать полнометражное игровое кино о Древней Греции. Неожиданно. И как-то я очень увлекся этой темой, собираю материал. Будем снимать.