«Ни разу в жизни не ходил за покупками в «черную пятницу»

Фильм «Шопоголики» официально вышел в российский кинопрокат. Он снят творческим дуэтом Эрика Толедано и Оливье Накаша, подарившим миру картину «1+1» — это первая за несколько лет затишья совместная работа двух режиссеров. Но примечателен фильм и тем, что именно им французская киностудия Gaumont вернулась на российский кинорынок, с которого ушла в 2022 году. «Известия» поговорили с Эриком Толедано о том, почему дуэт не боится остаться заложником одного проекта-хита, как киноиндустрия возвращает людей к дискуссиям и почему сегодня так важно обсуждать вопросы избыточного потребления и изменения климата.

— Вы с самого начала знали, что «Шопоголики» будут прокатываться в России?

— У нас есть ответственный по дистрибуции. Кажется, всего фильм покажут в 40 странах мира. А скоро поедем в Тель-Авив. Мы просто готовим тур для фильма, как и всегда, чтобы как можно больше людей узнало о проекте.

— Фильм начинается с экоакции в торговом центре, где происходит буквально бойня за товары во время скидок на «черную пятницу». И мы видим, как противники избыточного потребления сталкиваются с теми, кто готов отдать последние деньги за еще один чайник. Почему именно эта сцена?

— Это конфронтация разных точек зрения на проблему. В «Шопоголиках» мы не говорим зрителю: «Думай так, а не иначе». Мы руководствуемся тем, что никто не должен никого заставлять думать определенным образом. А насилие, изображенное в этой сцене, — это последствие отсутствия разговора.

У нас мало обмена опытом и мыслями в этом ключе. Почему мы устраиваем тур с этой картиной по Франции в более чем в 133 городах, а теперь и за границей — в Берлине, Будапеште, Риме, Амстердаме? Мы хотим создать в обществе глобальную дискуссию по этому поводу, чтобы люди могли делиться своими мнениями о проблеме и больше говорить о ней.

— Вы общались с реальными экоактивистами, когда прорабатывали сценарий и персонажей?

— Конечно! Мы повстречали очень многих людей, которые совсем как Кактус (героиня картины. — «Известия»). Их действительно очень много! И они считают, что власти делают недостаточно для экологии страны.

— Я тоже заметила всплеск интереса к климатической повестке во время пандемии. Думаете, сейчас экоактивисты не меньше обеспокоены культурой перепотребления, чем во время коронавируса?

— «Шопоголики» — это комедия с довольно глубоким сюжетом, очень современным. Да, мы создавали этот фильм до вторжения ХАМАС в Израиль, до начала российско-украинского конфликта. Но и тогда, и сейчас этот фильм остается современным, потому что для молодежи сейчас важнее всего будущее. Будущее, которое связано с климатическими проблемами. И молодых людей волнует, что делать с этим сейчас, чтобы уберечь следующие поколения.

— Картина в целом акцентирует внимание на проблеме экологии и культуры избыточного потребления, которая приводит к большим долгам. Это личная для вас история?

— Нет-нет, это не личная история. Это референс и поклон итальянским комедиям 1960-х – 1970-х годов. Они умели вплетать в комедийное повествование острые проблемы, волнующие общество, обращать на них внимание, не переходя в жанр драмы. И мы попробовали сделать то же самое.

— Как пришла идея облачить в комедийный «фантик» проблемы именно экологии?

— Это случилось во время пандемии. Мы увидели пустующие улицы, закрытые магазины и рестораны. Все социальные контакты были запрещены из-за коронавируса. Мы говорили с экоактивистами, которые рассуждали о том, что коронавирус послан нам в наказание за небрежное отношение к природе и перепотребление. И мы поняли, что это классная идея для фильма, это та точка зрения, которую можно было бы отразить в комедийном ключе, при этом поговорив о проблеме экологии.

— Так же, как и в фильме «1+1», вы поговорили о проблемах инвалидности, поиска места в мире, классового неравенства, при этом оставляя это кино в рамках комедии, верно?

— Да. Я думаю, это очень разумно и важно, чтобы зритель мог посмеяться над вещами, которых он боится или которые ему пока непонятны, новы для него. Возможно, он о них раньше и не задумывался, а теперь смог прийти к ним через юмор.

— Говоря об «1+1». Ваш дуэт с Оливье создал немало фильмов, но наиболее известной всё равно остается именно эта картина. Вы не боитесь оказаться заложниками этого проекта из-за его бешеного успеха?

— Вообще это был наш четвертый фильм. Когда мы выпускали его, мы не думали, что он выстрелит. Мы ведь не американская студия, мы делаем кино не для коммерческого успеха. Мы сделали его для людей. Действительно, фильм стал суперпопулярным во всем мире, и мы этому рады. Но если бы он затронул сердца меньшего количества людей, это было бы ничуть не меньше радостно для нас.

— А вы смотрели ремейки? Что думаете о них?

— На фильм «1+1» у нас 12 театральных адаптаций и около семи фильмов-ремейков. И, скажу честно, мне они не сильно понравились. (Смеется.) Это не из-за актеров, они мне, наоборот, очень понравились. Но я думаю, что в американской версии дружба, которая была ядром истории, отошла на другой план, а романтическая линия перетянула на себя одеяло. Искусство крепкой и искренней дружбы между двумя непохожими мужчинами испарилось из версии, в которой сыграли Кевин Харт и Николь Кидман. Но не буду скрывать, тот факт, что Голливуд захотел сделать ремейк нашего фильма, сильно потешил мое эго. (Смеется.)

— Сейчас идет новая волна эковандализма, как его называют, когда активисты буквально атакуют произведения искусства в мировых музеях. Как вы думаете, они пытаются и правда решить проблему или эти действия несильно меняют ситуацию?

— Для нас в первую очередь было любопытно оценить этот акционизм как то, что можно использовать в фильме. Они пытаются привлечь внимание, нащупать нерв и задеть общество своими действиями. Я не всегда согласен с механизмами и методами для достижения этих целей. Но, признаться, я понимаю, зачем они это делают. Они хотят «пробудить» людей, открыть им глаза на климатический вопрос.

Несколько лет назад мы и правда думали, что климат — это далекая от нас история. Но вот летом в Париже уже 42 градуса тепла. И эта проблема, на самом деле, появилась задолго до того, как о ней стали говорить не только активисты. Теперь я и сам начинаю тревожиться о будущем и не могу их винить. Я не судья.

— А вы сами балуетесь скидками? На ту же «черную пятницу», например.

— Ни разу в жизни не ходил! Но я смотрел новости и документальное кино. И мне кажется, что это определенного рода клише в вопросе перепотребления. Мы как животные. А у молодежи сейчас тренд на минимализм, они руководствуются правилом less is more. Но для других поколений это сложно.

— В оригинале картина также имеет название «Трудный год». В фильм вплетены отрывки президентских речей, и каждая из них звучит примерно одинаково: «Нас ждет трудный год». Или: «Мы прошли через трудный год». О чем это в рамках картины? Вы иронизируете над тем, что перемен нет и не будет?

— Да, всегда одна и та же речь. (Смеется.) И знак неудовлетворенности, которая, кстати, связана с потреблением. Вы потребляете больше и больше, но никак не можете достичь удовлетворения, и вам снова нужно еще. И, как мне кажется, президент, который каждый год повторяет одно и то же, по сути, говорит: «Я знаю, что вы несчастны».

Франция — одна из самых богатых в мире стран. И если мы несчастны, находясь при этом на лучшей стороне мира, то что мы можем сказать, например, об Африке? Наш фильм — о парадоксе и контрастах, которые мы встречаем в своей жизни сегодня каждый день. И мы не знаем, что хорошо, а что плохо.

— Что вы имеете в виду под неуверенностью в хорошем и плохом?

— Например, мы не уверены, хорошо или плохо полететь куда-то на самолете. Хорошо ли купить эту вещь? Молодежь рассуждает совершенно новыми тезисами. Мне и Оливье за пятьдесят. Когда мы были подростками, потреблять было нормой и никто не думал о последствиях. Смотрите, у меня iPhone 14. Если говорить обо мне, я им полностью доволен. Но я знаю, что каждый год Apple предлагает новые и новые модели и люди продолжают их покупать, хотя они, по сути, мало друг от друга отличаются. А мне достаточно моего телефона.

Несмотря на это, я всё равно часто не прав в глазах своей дочери, когда дело доходит до культуры потребления. Мы много спорим дома, и когда я покупаю что-то новое, она может сказать мне: «Папа, ты не должен был этого делать».

— Получается, что экологическая проблема — это уже про конфликт поколений?

— Не сказал бы. Это просто большая, многосторонняя дискуссия. Мы ведь не говорим никому, как правильно или неправильно думать. И сняли фильм специально, чтобы напомнить: каждый думает своей головой, делает выводы. Фильм — это хороший вопрос, а не ответ на него, понимаете. Мы, режиссеры, вообще ничего не знаем. (Смеется.) Но мы можем и должны задать хорошие вопросы. А как жить сейчас? Что за зверь такой минимализм? Как сосуществовать с активистами? Что делать, когда они перекрывают улицы?

— Думаете, кино всё еще может быть социальным инструментом для общества?

— Кино и театр — это место, где скапливаются люди самых разных взглядов, в том числе религиозных и политических. Зрители — это всегда «сборная солянка». Поэтому кино остается социальным инструментом, способным влиять на судьбы общества и мира. Знаете, как говорил итальянский режиссер Дино Ризи, нет мудрости в том, что, исходя с экрана, навязывает зрителю образ мышления. Мы с Оливье хотели показать объективную картину происходящего, не принимая ничью сторону, и, думаю, нам это удалось. Как, знаете, смотреть в зеркало. Иногда мы делаем фильм, чтобы обратить внимание людей на проблему, о которой они еще не думали. И, на мой взгляд, дискуссия — она не в фильме. Она начинается как раз после просмотра.