«Не про «Оскар» надо говорить, а про открытость культур»

На русской культуре поставить крест невозможно, так же как и на любой другой, которая прошла проверку временем, уверена Надежда Михалкова. Актриса надеется, что отсутствие ощущения включенности и открытости России мировой культуре — история временная. 28 лет назад она вместе с отцом Никитой Михалковым поднималась на сцену на 67-й церемонии вручения «Оскара» за наградой, которую киноакадемия вручила за фильм «Утомленные солнцем». «Известия» поговорили с актрисой о перспективах российских коллег получить международное призвание, съемках фильма «Беспринципные в деревне», особенностях жизни на Патриарших прудах и травмах детства.

— Может статься, вы будете последней российской актрисой, поднимавшейся на сцену за «Оскаром». Не сожалеете, что шанс стать обладателем этой статуэтки у ваших коллег уже невелик?

— Я в таком формате никогда не думала об «Оскаре». Наверное, я могу сожалеть, что та легкость общения, которая прежде была между нашими странами, утрачена. Даже говоря на разных языках, люди культуры всё равно понимают друг друга, через кино, живопись, литературу. Тут скорее не про «Оскар» надо говорить, а про открытость культур друг другу. А ведь культура даже в самые тяжелые времена объединяла. Никто не знает наверняка, поднимется ли за «Оскаром» россиянин. Бессмысленно прогнозировать и сожалеть о том, чего нет.

Обсуждать сослагательное наклонения сложно. Сейчас нет ощущения включенности и открытости России мировой культуре. Но это, смею надеяться, временная история. Может быть, она заставит кого-то что-то еще придумать, создать нечто выдающееся. Ведь когда человека чего-то лишают, он создает новое. И искусство — хороший выход из кризиса.

— Как вам кажется, долго еще будут бойкотировать русское искусство?

— На русской культуре поставить крест невозможно, так же как и на любой другой, которая прошла проверку временем. Как человек, который пытается найти выход в любой ситуации, желаю нам всем терпения, мудрости, созидания и, конечно, юмора и самоиронии.

— Вы когда-то сняли смелый сериал «Номинация», в котором рассказали об изнанке киноиндустрии. Некоторые зрители сочли, что этот фильм о вашей семье, тем более в нем вы сыграли с сестрой Анной Михалковой. Что вас подвигло на такие откровения?

— Когда вышла эта картина, естественно, все стали сравнивать ее с моей личной жизнью. С одной стороны, мне это очень приятно. Значит, фильм получился. Но, может быть, я кого-то расстрою, потому что это всего лишь история.

Если режиссер снимает то, что у него болит, смешит его, трогает, это не значит, что по жизни у него какой-то нерешенный вопрос. Есть разные причины, почему в работу берется тот или иной материал. В данном случае просто так сложилось, что не было у меня никаких фантомных болей. Мне не надо было визуализировать их, чтобы отпустило и не съедало.

У нас сейчас столько «специалистов» развелось! И чуть что, принято говорить: «Вам к психологу. Это — травма детства». Нет, отнюдь нет. Просто это какие-то накопленные зарисовки, опыт. Кино — та сфера, в которой мне есть что сказать. Я жила в нем, у меня накопилось. Не более того. А форма, в которую это всё вписалось, может казаться очень смелой.

— Если люди, которые со своими проблемами как раз не торопятся к психологу. Им кажется, что они посмотрят кино и разберутся в себе.

— Может, это и неплохо. Но если бы это было действительно так, то, может, и я бы пыталась решить какие-то свои проблемы с помощью сериала. А потом сильно бы переживала, поймут ли люди, что это про меня. Но в случае с «Номинацией», поскольку это вымышленные персонажи, вся история тоже фантазия. И поэтому у меня есть свобода и легкость.

— У вас сейчас вышел фильм по Александру Цыпкину «Беспринципные в деревне», он даже возглавил российскую кассу уикенда. Причем сам Цыпкин назвал фильм научно-фантастическим. Поделитесь, что там есть от этого жанра?

— Он назвал фильм научно-фантастическим? Даже интересно. Думаю, это надо воспринимать немножечко с долей иронии и юмора. У нас, вообще-то, комедия и мелодрама.

— Вы комфортно себя чувствуете в комедиях?

— Мне кажется, да. Вообще, комедия — это сложный жанр. Для меня это не умение смешно пошутить в смешной ситуации, а когда всё вокруг работает на то, чтобы юмор находить в какой-то нелепости, глупости или в серьезности сказанного. Вот тогда, в этих обстоятельствах, шутка выглядит смешной. Если комедия как анекдот, она для меня не художественная.

— На этот раз героев «Беспринципных» отправили в деревню. Комфортно ли им там было?

— Мне — очень. А вот моей героине поначалу не совсем. Городские жители — такие чуть-чуть снобы, чуть-чуть смотрящие сверху вниз. Их проблемы для нормальных людей достаточно вторичны. А у героев они гипертрофированы, доведены порой до какого-то фарса. Потому что, в общем-то, живут они в центре города, в полном достатке.

Поэтому, когда их отправляют туда, где люди живут по другим правилам, более жестким, но честным, они начинают проявляться. Из них вылезает наружу то, что человек может скрыть, когда живет в комфортных условиях.

Моя героиня приезжает туда как фифа. Но время, проведенное в деревне, всё ставит на свои места. И она все-таки понимает, что жизнь состоит не только из комфорта.

— Где нашли такую колоритную деревню?

— Снимали в деревне Мандроги, под Питером. Она стала популярным туристическим местом. Но я к этому отношусь очень хорошо. Здорово, когда люди свой быт оформляют так, что хочется приехать, погрузиться, изучить. Там представлены разные виды ремесел. Можно матрешку разукрасить, гончарным делом заняться, вышивать. С детьми там особенно интересно.

— Если бы обстоятельства заставили вас радикально изменить свой образ жизни, вы бы рискнули?

— Рискнула бы. Вы знаете, у меня нет страха перед сложными обстоятельствами. Вообще я человек городской. Но в душе — совершенно деревенский житель. Мне бы подальше от мегаполиса, на природу, в уединение. В деревне огромное количество дел. Там нет времени даже опомниться, пофилософствовать.

— То есть если вдруг жизнь заставит, и корову подоить сможете, и дрова порубить?

— А почему нет? Мне кажется, жизнь настолько разнообразна и интересна, что бояться каких-то поворотов, неожиданных событий неправильно. По крайней мере, корову подоить, дрова нарубить, печку затопить я смогу. Когда я впервые пыталась доить, деревенские увидели, как я это хочу сделать, и засмеялись. Сказали: «Отойди от коровы». Поскольку с самоиронией у меня всё отлично и во всем я стараюсь увидеть что-то положительное, страха перед физическим трудом я не испытываю. Для меня это не экзотика.

— Большинство москвичей смотрят на нуворишей с Патриков как на людей с другой планеты. Для обычных горожан это некая резервация невоспитанных буржуев, прожигающих свою жизнь в ресторанах или спа. Вы бы смогли жить хотя бы по соседству с такими персонажами?

— Кажется, таких персонажей я в жизни не встречала. Поэтому мне сложно сказать. Хотя я всю жизнь прожила и живу на Патриарших прудах. Я видела всю трансформацию этого места: от магазинов «Молочный», «Мясной» и «Выпечка» до каких-то сложных французских названий, которые никто не может произнести правильно. Но вывески всё равно висят. Там прежде не было столько домов. Из окна было видно зелень, пруд. Сейчас сложно найти дом, чтобы его окна не смотрели в упор в окна соседа.

Когда этого всего стало с перебором, очень много местных, коренных жителей Патриарших прудов стали уезжать. Дискомфортно. Плюс ко всему стали исчезать базовые вещи. Уже не выйдешь во двор за продуктами. Магазины стали закрываться, а вместо них открываются рестораны. Чтобы погулять, надо уезжать подальше. Очень специфическая жизнь стала. Как в Сохо, наверное.

— Вы в эти дорогие рестораны не ходите на обед?

— Нет. Мои друзья, которые приезжают сюда поужинать, к визиту в ресторан готовятся, наряжаются, красятся. Смешно бывает, если они зовут присоединиться к ним, я захожу в спортивных штанах, в шапке набекрень и восхищаюсь: «Ой, какие вы красивые!» А они говорят: «Ну для тебя забежать здесь в ресторан — обычное дело. А для нас это целый выход».

Не могу сказать, что те, кто живет на Патриарших прудах, ведут какой-то праздный образ жизни. Люди-то здесь серьезно бьются за то, чтобы был порядок в районе после девяти вечера. Чтобы не шумели. Порой злишься, что одни просто приехали погулять, отдохнуть, а затем уезжают в свой тихий район, когда им захочется. А ты детей спать укладываешь. И надо отдыхающим мило сообщить, что не стоит петь под окнами, потому что поздно уже.

— А может, не стоит вести переговоры, а надо принять более радикальные меры?

— Здесь есть активисты, которые борются. И сейчас стало спокойнее. Видимо, просто волна интереса к гламуру чуть сошла. Стали люди просто приезжать поужинать, провести время на Патриках, по улочкам походить.

Что здесь было еще два года назад — вам не передать. Ты даже не понимаешь, утро или вечер. Люди гуляли 24 на 7. Особенно, когда только первые теплые дни начинались. Машин и людей — ни проехать ни пройти. Даже из дома выехать на машине целая проблема. Но опять-таки, понимаете, это смешно, рассказывать про проблемы людей, живущих на Патриарших прудах, тем, кто в принципе раз в месяц на выходной выбирается в центр. Я говорю как человек, который, как мне кажется, имеет право. От Москвы постсоветской до дня сегодняшнего — разница колоссальная.

— Скучаете по тем спокойным временам?

— Если бы, наверное, я слушала со стороны ответ человека на этот вопрос, я бы сказала: «Если ты скучаешь по тишине, поезжай в другой район. В чем сложность?!» Наверное, есть вещи, которые не изменить. Если ты всю жизнь здесь прожил, то не понимаешь, почему должен переезжать. Просто потому, что кто-то решил, что ты должен уступить? Нет. Патриаршие пруды — самое любимое место на земле. Мое место.

А жаловаться на время бессмысленно. Время такое, какое есть. Если хочешь сейчас быть в эпицентре всего, то живи здесь. Не хочешь — поезжай за город, туда, где тишина.