Формулы и один: в Зарядье показали ретроспективу Павла Филонова

Загадочные «Формулы» и «Головы», картины на библейские сюжеты, знаменитый «Пир королей», а еще — целый ряд редко демонстрируемых графических абстракций. Свыше 60 работ одного из важнейших художников русского авангарда Павла Филонова на три месяца поселились в медиацентре парка «Зарядье». Организатором ретроспективы выступил РОСИЗО, а работы предоставил Русский музей, не поскупившись на хрестоматийные вещи из постоянной экспозиции, но задействовав также и фонды. «Известия» увидели выставку в числе первых.

Филонов — не сказать, что художник малоизвестный широкой публике. Работы его занимают важное место в постоянных экспозициях Третьяковки и Русского музея, ну и практически ни одна крупная выставка, посвященная авангарду первой половины XX века, не обходится без примеров филоновского «аналитического искусства». Однако крупными сольными ретроспективами, где творчество Филонова было бы показано действительно объемно и многосторонне, зритель не избалован.

Отчасти это следствие того, что большинство произведений художника, в том числе ряд ключевых, сосредоточены в одной коллекции — Русского музея. Потому, строго говоря, решающий голос при организации подобной выставки всегда будет принадлежать только этой институции. Более того, в отличие от других музеев, РМ может показывать творчество Филонова вообще без привлечения других собраний. Проект в «Зарядье» — как раз тому пример.

Из примерно 300 произведений Филонова, хранящихся в РМ, в Москву приехало около пятой части. В том числе такие хрестоматийные шедевры, как «Пир королей», «Крестьянская семья» («Святое семейство»), «Формула весны», «Формула петроградского пролетариата», «Цветы мирового расцвета». Но не менее ценно, что музей предоставил «Зарядью» немало графических работ. Рисунки на бумаге нельзя показывать в постоянном режиме, как живопись, поэтому после выставки они вернутся в запасники и когда снова вынырнут на свет божий — неизвестно. А ведь среди них есть такие жемчужины, как религиозная акварель «Волхвы», мистическая «Формула Вселенной (Земля в пространстве)» и безымянная абстракция, на которой изображено множество спиралей-вирхей, будто раскручивающихся на наших глазах и превращающих мир в хаос.

Сам Филонов относился к графике не менее серьезно, чем к живописи. Для него это не вспомогательные штудии, а самостоятельные работы. Вот и на выставке каждый лист заслуживает внимания — это явно не тот случай, когда рисунки берут «в нагрузку» к картинам, чтобы стены не пустовали.

Но основную роль играют все-таки холсты — начиная с совсем еще не-филоновского по манере портрета «Женщина в восточной одежде» 1905 года (хотя и здесь уже — тяготение к мозаичности в изображении платья) и заканчивая удивительными «Ликами» 1940-го. Всего через год после их создания художник погибнет от голода в блокадном Ленинграде. И написанные им на картине глаза, будто просвечивающие сквозь план несуществующего города и заглядывающие в самую душу, воспринимаются жутким пророчеством. Вдобавок из-за обилия оттенков красного и желтого кажется, что кварталы, увиденные с высоты птичьего полета, пылают огнем, а сама поверхность красочного слоя страдает от множества трещин. И то и другое — иллюзии. Однако Филонов действительно стремился и умел изображать не только видимую реальность, но и скрытое.

Понятию «глаз видящий» художник противопоставляет «глаз знающий» и призывает писать не только внешний облик человека или животного, но и передавать «рост, биологические, физиологические, химические процессы, реакции, претворения, обмен веществ». Через этот постулат можно понять и сам визуальный стиль Филонова: мириады микроскопических элементов, линий, геометрических форм, на которые рассыпается композиция, — своего рода атомы, молекулы, потоки энергии. Они есть и в изображениях людей — например, в серии «Головы» (на выставке представлен целый ряд работ из нее), но также и в метафорических образах города, народа, космоса.

Нельзя сказать, что выставка наглядно показывает формирование индивидуальной манеры мастера: после двух ранних работ середины 1900-х — упомянутого портрета и небольшого пейзажа — следуют уже образцовые вещи 1910-х. Но дальнейшее повествование выстраивается достаточно гладко и последовательно. Причем не обойден стороной даже весьма специфический «заказной» сюжет в творчестве Филонова.

В 1931 году он пишет картины «Ударницы на фабрике «Красная заря» и «Тракторная мастерская Путиловского завода», казалось бы, совершенно реалистические. Однако если присмотреться, то и в очках пожилой швеи, и в нагромождении заводских станков можно разглядеть ту мозаичность, внутреннюю геометрическую динамику, которые характерны для его образцовых работ. А в лицах персонажей — парадоксальное сочетание грубости и святости. Филонов вопреки всему остается собой. И государство ему этого не прощает — до конца своих дней он проживет в нищете, полузабытый и непонятый.

Обстоятельства биографии гения в изобилии изложены в достаточно подробных текстах-экспликациях на выставке. Там же можно найти и трактовки работ, включая весьма неординарные. Например, куратор ретроспективы Евгения Петрова предполагает, что на картине «Пир королей» Филонов символически изобразил самого себя, Елену Гуро и Михаила Матюшина как трех борцов за новое искусство. Доказательств гипотезе нет, но, впрочем, экспозиция вовсе не обязательно должна предлагать только установленные истины. В данном случае специалисты из Русского музея дают зрителям и коллегам-искусствоведам почву для размышлений. И — приглашают окинуть творчество Филонова свежим взглядом. Увидеть его работы глазом знающим, а не просто видящим.