Резкие и наивные образы древнего анонима — и «реализм» кисти великого Симона Ушакова. Страшный суд, напоминающий Босха — и предвосхищение цветомузыки XX века... В Зимнем дворце впервые за всю историю Эрмитажа открылась постоянная экспозиция русской иконописи. В нескольких маленьких залах разместились артефакты, которые пережили революции, войны, блокаду, застали осквернение и запустение храмов в эпоху воинствующего атеизма. Это направление искусства не назовешь профильным для Эрмитажа, однако у экспозиции есть свое интересное лицо. Вернее, лик.
Формирование древнерусской коллекции Эрмитажа восходит к 1941 году, когда был открыт отдел истории русской культуры. Однако сложилось это собрание уже после войны, в 1950–1970-е годы: главным образом благодаря экспедициям с участием специалистов музея. Они ездили по запустелым храмам, часовням и погостам, спасая старинные иконы, на месте оказывая им «первую помощь». Увы, иногда не успевали опередить «черных коллекционеров» или охотников за древностями.
Экспедиции проходили в Новгороде и Пскове, в Архангельской и, разумеется, Ленинградской областях. «Из села такого-то района такого-то такой-то области»: на этикетках указано точное происхождение иконы, если это известно. Географическая ориентация выездов, которые организовывались по ленинградскому направлению, и объясняет особенность этой коллекции: здесь хорошо представлены иконописные школы северо-запада России, знаменитое «северное письмо», но мало Москвы и южных областей.
— Русский отдел Эрмитажа — самый молодой, и, конечно, мы не можем соперничать с иконописными коллекциями Русского музея, Третьяковской галереи, я уже не говорю про Исторический музей, — пояснила «Известиям» научный сотрудник Эрмитажа и один из кураторов экспозиции Анна Иванникова. — Там количество древних икон исчисляются тысячами, у нас их чуть более 200, а выставили мы примерно треть того, что есть в наших фондах. И хотя в сравнении с другими наше собрание может показаться скромным, у нас есть уникальные экспонаты, которых нет там. Экспозиция — своего рода гимн северной и новгородской культуре.
Пополнялось собрание в том числе за счет дарения и приобретения у частных лиц. Провенанс икон заслуживает отдельного разговора, среди бывших владельцев и легендарный коллекционер Федор Плюшкин, и известный актер Владимир Гардин, и собиратель древностей Федор Каликин. Последнему принадлежала икона «Неделя», точнее, это было восемь икон, изображающих праздники и написанных на одной доске. Эвакуируясь из Ленинграда в 1942 году, Каликин не захотел оставлять любимый образ в блокадном городе. Взяв ножовку и топор, Каликин распилил доску и стесал тыловую часть каждой иконы — получились совсем тонкие дощечки, которые можно было компактно уложить. Так икона была вывезена по Ладожскому озеру, а после войны вернулась в Ленинград. Сейчас «Неделя» выставляется распиленной, но всё же как одна композиция.
Иконопись эффектно дополняют деревянная скульптура Николая Мирликийского и артефакты декоративно-прикладного искусства, в том числе Царские врата из Успенского собора московского Симонова монастыря, взорванного в 1930 году.
Проходя из зала в зал, можно проследить изменение иконописной манеры в зависимости от региона и столетия. От обаятельной примитивности изображения на ранних иконах, как на псковской «Богоявление» 1360-х (одна из самых ранних в эрмитажном собрании), до мастерски прорисованных ликов и фигур уже в «новое» время, при Романовых. От весны до осени русского Средневековья. И, заметив на киоте конца XVII века Христофора, святого с собачьей головой, думаешь о том, как живуче это Средневековье и как оно отзывается в сегодняшнем зрителе.
Нельзя пройти мимо «Илии Пророка в пустыне» XVI века: хотя о влиянии иконы на русский авангард сказано много, перед этим образом заново убеждаешься в справедливости такого утверждения. Настолько условно и с таким чувством цвета выписаны фигура пророка и особенно пейзаж, изображенный полосками двух цветов, красного и черного.
Завершается экспозиция потрясающей по силе воздействия поздней иконой «Иоанн Богослов в молчании». Евангелист задумчиво зрит в священную книгу, а за ним виден Святой Дух, будто сидящий на его плече. Состояние благословенного молчания выразил чернец Кирилло-Белозерского монастыря Нектарий Кулюксин, написавший этот образ «на помин своей души».
Эту эрмитажную экспозицию, которая готовилась десятилетия, хотели открыть еще в конце 1980-х, но тогда не сложилось. Зато сейчас она заняла свое место не только в Зимнем дворце — рядом с залами Древней Руси, где выставлены кольчуги и горшки, драгоценности и предметы быта, — но и на музейной карте Петербурга. Скажем, Русский музей обладает роскошным древнерусским собранием, но в Михайловском дворце такая экспозиция уложена тоже в четыре зала, и это лишь самая верхушка айсберга. Эрмитаж славится главным образом шедеврами европейской живописи и уникальным отделом Востока, но залы русской иконы, конечно же, необходимы музею, стремящемуся представить всю энциклопедию мирового искусства.
