Режиссер Константин Статский считает, что хорошее кино — не то, что вписывается в фестивальные тренды или, напротив, развлекает, позволяя стругать салат, вполглаза следя за сюжетом. Он считает себя избалованным профессионалом, гордится открытием новых имен и сетует на конъюнктурность в современных российских картинах. К выходу в прокат драмы «Жанна», выросшей из спектакля по пьесе Ярославы Пулинович в Театре Наций, «Известия» побеседовали с режиссером о суперуспешных бизнесвумен, начинавших в «комках» и на рынках в лихие 90-е, пользе разговора с массовым зрителем и презрении к ремесленничеству за счет ремесла.
«Мы с Евгением Мироновым оба в голос назвали одну и ту же актрису»— «Жанна» — довольно спорное кино. Благородная, красивая и несправедливо отвергнутая молодым бойфрендом женщина жестоко мстит всем в финале. Почему вы решили взяться за эту тематику, что значит образ Жанны для вас — это архетипическая темная сторона феминности или жестокая бизнесвумен скорее жертва времени и обстоятельств, продукт 90-х?
— История Жанны началась со спектакля Ярославы Пулинович, который шел с аншлагом в Театре Наций, по-моему, лет восемь. Я посмотрел его два раза, больше всего меня заинтересовала реакция зрителя — насколько он был вовлечен в происходящее на сцене. Второй раз я смотрел уже более внимательно, наблюдал за публикой, пытался понять, что так цепляет. И понял: конечно, финал. От него на самом деле всё и зависит. Есть финал — есть спектакль, есть финал — есть кино, без финала нет ни того ни другого.
Здесь он мощный — поступок Жанны не отпускал меня несколько дней, заставляя постоянно прокручивать в голове события, существовать в диалоге с самим собой, споря, оправдывая или обвиняя. Если говорить, о чем история, то для меня она — не просто о какой-то успешной и жестокой женщине. Я буду настаивать, что это история о стране.
— Вы показывали фильм на ММКФ и региональных фестивалях. Как реагировала публика? Подтверждался ли стереотип о том, что люди, сколотившие состояние в 90-е и уцелевшие, до сих пор просто не могут сохранить нормальные, «обывательские» представления о нравственности и пределе дозволенного?
— Он показывался еще и на Владивостокском фестивале. Там есть такая классная традиция, что после окончания фильма творческая группа выходит и зрители задают вопросы. Это большое счастье, что ты общаешься непосредственно со зрителем, а не с критиком, как у нас в Москве. Все-таки кино для зрителя, а не для критика.
Так вот, большая часть зрителей именно так это и считала, другие были настроены оправдывать героиню Ксении Раппопорт. Меня порадовало, что фильм вызвал споры, обмен мнениями. Мне как режиссеру всегда интересно подобрать ключ к массовому зрителю в том смысле, чтобы это затронуло и, условно, человека с периферии, и человека с Патриков, и работающего на земле, и какого-нибудь ученого-филолога. И мне кажется, «Жанна» — это очень благодарный материал.
У меня четкая позиция, что я никогда не рассказываю, про что кино. Зритель должен работать тоже. Я считаю, что кино — это не то, что фоном идет в телевизоре, пока вы стругаете салат.
— Фильм делался совместно с Евгением Мироновым, художественным руководителем Театра Наций. Он и сыграл роль друга Жанны, высокопоставленного силовика, который помогает ей решать проблемы. Можно сказать, что он протагонист, и мы видим все-таки историю его глазами, или главная — Жанна?
— В любом случае главная — Жанна. Меня так учили, что свита делает короля, и здесь каждый эпизод важен. Огромное счастье, что Евгений Витальевич просил дать ему эту роль. Мы совместно с ним разрабатывали образ силовика — жестокого, властного и в то же время сентиментально обожающего свою семью. Для Миронова это роль «на сопротивление», приходилось делать сложный пластический грим. Моей задачей было, чтобы ни один эпизод вхолостую не прошел, и здесь эпизод с Евгением Витальевичем вообще отдельно — это картина внутри картины. В фильме прекрасный актерский состав, собрана великолепная команда молодых артистов. Не говоря о том, что я давно мечтал поработать с Ксенией. У нас с Евгением Витальевичем не было вообще никаких сомнений, мы оба в голос назвали одну и ту же актрису.
«Когда я считываю неискренность, меня как зрителя это возмущает и задевает»— Для Ксении Раппопорт роль довольно нетипичная, я даже не сразу ее узнала в роли мрачной фам фаталь.
— Мне тоже показалось, что это интересный вызов для актрисы. В таких ситуациях важно доверие актера, и в этом отношении Ксения мне доверилась. Как режиссер я очень счастливый человек, что встретил и работаю с теми, с кем я хочу. Я в этом отношении избалованный в хорошем смысле, слава Богу, что пока наши желания совпадают с продюсерами. Например, сериал «Ваша честь» — моя большая любовь по кастингу, тщательно собранный ансамбль во главе с Олегом Меньшиковым. Это моя мечта со студенчества, я с ним работал на «Статском советнике», ассистентом был. Дорос до режиссера и до такого артиста. Здесь, в «Жанне», посмотрите, какие прекрасные молодые артисты. Таисию Вилкову, понятно, знают все, а мои открытия — Володя Комаров, Ясмина Омерович. Саша Новин, исполнитель роли молодого любовника Жанны, кстати, единственный, кто из состава спектакля остался. Эпизод Ростислава Бершауэра прекрасный. Он сыграл сотрудника службы безопасности, как маленькое украшение фильма.
— Насколько спектакль отличается от фильма? Это совсем другая история или все-таки похожая?
— Нужно учитывать, что пьеса была написана в другое время, какие-то ходы уже выглядели архаично, пришлось модернизировать. А потом, перенос текста театральной пьесы на язык кино — довольно сложный процесс, потому что это две абсолютно разные субстанции, язык театра и язык кино отличаются друг от друга. Поиск человека, который смог бы перенести всё это на киноязык, заняло довольно продолжительное время. Слава Богу, что в конце концов к нам присоединилась Юлиана Кошкина, большой мастер. Поскольку я был очень конкретен в своих пожеланиях, то Юлиана сделала производственный подвиг. Меньше чем за месяц она написала всё, мы всё приняли и побежали вперед в производство. В любом случае в основу ленты легла пьеса Ярославы Пулинович.
— Как в целом вы оцениваете состояние современного кино? Случилась ли новая русская волна? Кстати, в этом году вышло довольно много лент, посвященных женской тематике. Существует ли зрительский запрос на сюжет, в котором женщина отказывается от традиционных социальных ролей, стереотипов и моральных догм?
— Мне кажется, в принципе, наступает время женщины. У меня и сейчас картина опять, где в центре внимания женщина, фигуристка Роднина. Что касается новой волны... Мне кажется, что у нас до сих пор четкое разделение фестивального и мейнстримного кино. Тут стоит вспомнить американскую новую волну, которая принесла столько режиссеров массового кино и вообще подарила великое множество шедевров. У нас, мне кажется, фестивальные участники не мастеровиты, потому что с презрением относятся к ремесленничеству, хотя ремесло — это азбука, прописные истины. Мне зачастую тяжело смотреть их фильмы с позиции профессиональной, все-таки много дилетантизма. Как я говорю, лакуны бессмыслицы: ты вынужден наполнять их смыслом, который туда автор не закладывал.
— Согласны, что позитивная сторона санкций американских студий в том, что мы наконец стали видеть наше кино?
— Да. Я с удовольствием хожу и смотрю фильмы, которые мог бы увидеть разве на каком-нибудь фестивале, а теперь их легче найти на большом экране.
— А что вас угнетает в фестивальном кино?
— Отсутствие должного профессионализма и конъюнктурность. Это, мне кажется, два бича фестивального кино, которые идут уже долгие годы рука об руку.
— Отсутствие профессионализма — это то, что зрители называют штампами: капает вода, всё серо и мрачно, или вы что-то другое имеете в виду?
— И это тоже. Это отсутствие художественного вкуса, это плохая работа с артистами. И, конечно, конъюнктура. Вопрос искренности авторов — очень важный момент. Когда я считываю неискренность, меня как зрителя это возмущает и задевает.
Справка «Известий»
