Борьбу с бедностью надо начинать со школьной скамьи — если у родителей отстающих детей нет денег, то такие выпускники выходят в мир в состоянии образовательной неуспешности, которая трансформируется в неуспешность экономическую, и государству приходится содержать этих людей. Об этом в интервью «Известиям» на ПМЭФ-2021 рассказал ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов. Он объяснил, как преодолеть эту проблему и почему ЕГЭ все-таки нужен, а также рассказал о потенциале для повышения налогов и цифровом портфолио, которое стоит прикладывать к результатам госэкзаменов.
Налоговый маневр— Ярослав Иванович, с первого же дня ПМЭФ-2021 в воздухе повис вопрос о повышении налогов. Как вы полагаете, пойдет ли правительство на этот шаг, чтобы пополнить бюджет для реализации новых мер соцполитики?
— Первое, чем обязаны заниматься президент и правительство любого государства, — это не экономический рост, а социальная устойчивость общества. Если мы позабудем об этом в нашей все еще не очень богатой стране, то никакой экономический рост будет никому не нужен. У России перед мировой войной были высокие темпы роста, но это не уберегло нас от национальной катастрофы.
Социальные расходы — это не благотворительность, это обеспечение безопасности общества. Но развиваться общество тоже должно. Стоять на месте — значит, отставать, подвергать себя рискам технологической, а потом и политической зависимости. Повышение налогов — это вычет из будущего роста.
Возможность повышения налоговой нагрузки на бизнес возникает только время от времени, в секторах, где экспортные доходы резко возросли в результате глобального роста цен. И исчезает, когда внешнеэкономическая конъюнктура меняется.
Есть еще метод — повышение налогов на ту часть прибыли, которая не инвестируется. Но при одновременном снижении при реинвестировании. Проще говоря, если хотите складывать прибыль в «кубышки», покупать Роллс-Ройсы и яхты, вывозить деньги за рубеж, то платите налогов больше. Если готовы вкладывать в российскую экономику, создавать рабочие места, платить людям зарплату — платите налогов меньше. На мой взгляд, это единственный путь для повышения налогов.
— Но это про бизнес. А граждане? Сейчас звучат предложения развивать прогрессивную шкалу, чтобы состоятельные граждане платили еще больше, хотя с этого года НДФЛ для них — 15%.
— Президент предложил очень аккуратный подход при повышении НДФЛ на 2% на крупные зарплаты, пояснив при этом, что дополнительные деньги пойдут на помощь детям с редкими заболеваниями. Мне кажется, что это очень правильно, поскольку важно показывать, куда идут деньги. Именно поэтому на это повышение общество отреагировало достаточно спокойно. Но тут важно отметить, что Россия — не Швеция. Чтобы сохранять конкурентоспособность для привлечения хорошо зарабатывающих своим трудом и талантом молодых предпринимателей, инженеров, ученых, артистов, спортсменов, которые должны приходить в Россию как в гавань с лучшим налоговым режимом, говорить о 30-45%, уверен, не стоит. Предел, о котором неоднократно говорила Вышка, — 20% НДФЛ на высокие доходы (более 1 млн рублей в месяц).
— Но разве, если поднять налоговую нагрузку только на бизнес, он не попытается компенсировать эти расходы, увеличив стоимость своей продукции, что по цепочке дойдет и до населения?
— За все в конечном итоге платит население. Любая инфляция, как результат, — это всегда налог на бедных. Просто важно обеспечить условия, чтобы население хорошо зарабатывало, увеличивало бы свои доходы.
— Как и инфляция в этом году, которая вырвалась за все прогнозные рамки?
— В этом году Россия столкнулась с глобальной инфляцией, глобальным ростом цен на продукты. Здесь все очевидно. ВВП России снизилось менее чем на 4%, а многие развитые экономики «упали» до 10%, что можно сравнить только с Великой депрессией. Кризис заливали бюджетными деньгами, — $12 трлн за 2020 год! Их, как это принято говорить, «сбрасывали с вертолета» — а ведь товаров и услуг в результате локдауна становилось меньше. Денежный навес в мировой экономике вылился в повышение цен, в первую очередь на продовольствие, сырьевые товары.
Россия даже более открыта через большие объемы экспорта и импорта с точки зрения встроенности в мировую экономику, чем развитые страны. Поэтому последствия глобальной инфляции мы не можем не испытывать на себе. И не хочется, чтобы на этом только богатели наши экспортеры и беднели потребители их продукции в России. Например, недавняя дискуссия между Андреем Белоусовым с металлургами была в этом смысле интересна. Государство точно эту ситуацию отрегулирует с помощью налоговых и таможенных механизмов, но это будет относиться уже к следующему циклу экономики. Закон обратной силы не имеет, поэтому уже заработанные доходы никто отнимать не будет.
Робот в помощь— Пандемический кризис многое изменил, в том числе в плане приоритетов госполитики. Так, на первый план вышла борьба с бедностью. Государство признало, что во многом это проблема семей с детьми, о чем постоянно говорили ваши эксперты, — что нужно помогать не только дошкольникам, но и школьникам. Многие предложения Вышки в этом смысле мы увидели реализованными. Есть ли еще какие-то новые?
— Нас часто называют либералами, а я бы сказал, что мы по убеждениям социал-демократы. Мы считаем, что должен быть свободный, максимально демонополизированный рынок, но и должна быть сильная поддержка тех, кто действительно нуждается. Это не только нетрудоспособные и потерявшие работу. Это в первую очередь дети. Чтобы каждый гражданин видел, что его страна, если у него лично чего-то не сложилось, позаботится о его ребенке, даст ему близкие возможности с теми, чьи родители более успешны.
Поэтому очередная тема, которую поднимает Вышка — и я рад, что правительство тоже видит ее и пытается в этом отношении что-то с этим сделать, — образовательная неуспешность. Есть такой термин — образовательная неуспешность, или образовательная бедность. Условно говоря, в каждом классе есть 30% школьников, которые не успевают. Если у родителей есть деньги, то таким детям нанимают репетиторов. А если нет?
Работа с образовательной неуспешностью — это очень важная повестка реформы школьного образования. Мы часто обсуждаем ЕГЭ, но давайте попробуем посмотреть глубже. Ведь, что означает доля неуспевающих в школе в 20-30%? Что детей выпустят с плохим знанием математики или русского языка, что трансформируется уже в экономическую неуспешность, в необходимость для общества в той или иной степени этих своих граждан содержать — за счет доходов от успешных работников.
У нас средний по миру уровень образовательной неуспешности — порядка 25%. Это уровень, например, Бразилии или Индии. Но эти страны — трудоизбыточны, у них традиционно высокая безработица. Для России же, где 10% рынка труда закрыты мигрантами, образно говоря, каждый активный гражданин на счету. Нам надо срочно начинать системную работу в этом направлении. В европейских странах, особенно в Скандинавии, неуспешность свели к 10%. России нельзя отставать.
— Как можно изменить ситуацию с образовательной неуспешностью?
— Есть разные методы. Например, в Финляндии фактически два учителя на класс, один из которых занимается как раз сложными случаями, подтягивает тех, кому тяжело дается предмет. Но это очень дорогой метод — Финляндия тратит на образование 8% ВВП. У нас — 3,5% ВВП.
Что можно сделать в России? Давать «выравнивающие» гранты школам, которые работают с большими группами детей, семьи которых находятся в сложных экономических обстоятельствах. Должен отметить, что новый министр просвещения Сергей Кравцов это понял и начал реализовывать. Он выделяет школы с самыми низкими образовательными результатами. И начинает их поддерживать, что практикуется во многих странах.
Но корень, основа образовательной неуспешности, лежит глубже — в основе самой классно-урочной системы. Она сформировалась еще в 17 веке и до сих пор лежит в основе школьной методики по всему миру. Дети разные — кто-то отстает, у кого-то принципиально другой тип мышления, не совпадающий с логикой предмета, а кто-то настолько быстро соображает, что на уроке ему элементарно скучно. Учитель, даже самый талантливый, работает с «ядром класса» — с теми, кто соответствует стандартным требованиям. Это половина, может быть 60%. Остальные выпадают.
Дальше возникает проблема домашних заданий. Это ключевая рутина образования, и к этой рутине преподаватель и учащийся относятся по-разному. Для первого — это совершенно механическая, не творческая работа, работа, необходимость выполнения которой отталкивает от учительской карьеры многих людей. Для второго — это творческий акт, он впервые решает эту задачу. Ему, как никогда, необходимо внимание, оценка, обратная связь.
Сказанное в меньшей степени, но применимо и к обучению в университете. Недостаток обратной связи приводит к выгоранию студентов на младших курсах, они начинают относиться к обучению как к набору формальных требований, формальных препятствий, которые надо преодолеть.
Сегодня есть принципиально новое решение — цифровое. Это искусственный интеллект, цифровой помощник учителя — интерактивный сервис, который вместе с ребенком выполняет домашнее задание, добиваясь того, чтобы тот все в итоге понял и решил. Не онлайн, который все обсуждают, а дополнение учителя цифровым ассистентом — реальная перспектива образования. Но чтобы сделать это реальностью, нужно не меньше десяти лет.
— Не является ли проблема образовательной неуспешности следствием проблемы с подготовкой педагогических кадров?
— Это не основная проблема. Мне кажется, что сейчас у нас лучше ситуация с учителями, чем была несколько лет назад. Изменения произошли в связи с майским указом президента 2012 года, который поручил обеспечить учителям среднюю зарплату по региону. Вернуть учителя в средний класс. И, собственно, это было сделано.
Сегодня мы видим — молодые мужчины пошли в школу. Не то, чтобы я считаю, что они умнее и профессиональнее женщин, но это слом многолетнего тренда. Есть еще один позитивный звонок — учительская работа перестала быть убежищем для школьных троечников. Еще десять лет назад это было национальной катастрофой. Но теперь этого нет. Средний балл ЕГЭ для поступающих в педвузы в районе 70, а в Москве – 80. Это «пятерка». Совсем недавно это был уровень только для врачей, юристов и экономистов. То есть с качеством учителей сейчас у нас проблемы нет.
Скажу про Вышку. У нас есть престижный математический факультет, считается одним из лучших в мире. Так они создали специальный бакалавриат для учителей, туда огромный конкурс, поступают школьники с 95 баллами ЕГЭ из 100, победители математических олимпиад. С самого начала студенты нацеливаются в московские школы, это нормальная карьера, не хуже преподавания в вузе или работы научным сотрудником. Профессия учителя вернула свой престиж.
— Вы говорите о Москве, а как обстоит ситуация в других регионах?
— В Питере практически так же. В регионах уровень средней зарплаты, считаю, не всегда достаточен для учителя. Надо искать решения. Ольга Юрьевна Васильева, когда была Министром просвещения, этот вопрос поднимала.
— Сейчас пошла очередная волна разговоров об отмене ЕГЭ. На уровне выступлений депутатов Госдумы и вовсе создается ощущение, что решение уже принято. Что вы думаете по этому поводу?
— Проблема в том, что мы традиционно путаем систему образования с системой испытания. Да, сейчас натаскивают, чтобы сдать ЕГЭ, но разве раньше было иначе? Просто было восемь экзаменов в школе и четыре в вузе. Но разве тогда не надо было готовиться, платить репетиторам? ЕГЭ — на данный момент почти максимум того, что может сделать государство, которое должно обеспечить равный доступ к образованию.
Мы с вами сейчас находимся в Санкт-Петербурге. Питерские вузы в свое время строила вся страна — и работали они для всей страны. Во времена СССР 70% студентов в этом городе были из регионов. В нулевые, до ЕГЭ, все поменялось ровно наоборот. И уже местных выпускников стало 70%. Но сейчас все вернулось, как мне недавно рассказал вице-губернатор Владимир Княгинин, и в прошлом году в Санкт-Петербурге опять было 70% студентов из регионов.
— Возможно, выпускники из Петербурга едут в Москву?
— Едут, конечно. И москвичи теперь едут учиться в Петербург. Больше скажу: в свое время был в Тюмени, так увидел, что столичные жители поступали в Тюменский университет, там были интересные программы международного уровня. Движуха пошла в этом отношении. Вопрос в том, что выпускники должны иметь возможность выбирать, а не готовиться в один вуз, куда могут пристроить «по знакомству», как это было до ЕГЭ. Для высшей школы это оскорбительно. Так что к ЕГЭ в полной мере применимы слова Черчилля про демократию — ужасная штука, но ничего лучше пока не придумали.
Цифровая доска почета— Так совсем и ничего?
— Преувеличил, конечно. Придумали и почти одновременно с введением ЕГЭ. Мы с Садовничим (Виктор Садовничий — ректор МГУ. — «Известия») тогда предложили президенту создать дополняющую ЕГЭ систему Олимпиад школьников. И она была создана, и потом был создан Сириус, что я считаю огромным достижением для страны. И уверен, что это одна из самых лучших систем отбора в вузы. И сейчас через нее поступает 15 тыс. человек ежегодно. И это самые талантливые ребята, которые поднимаются над школьной программой.
Есть еще один инструмент — портфолио. Почему каждый второй родитель ругает ЕГЭ? Поскольку уверен, что его ребенок самый лучший, что справедливо, кстати. Он наверняка в чем-то самый лучший. А ЕГЭ эту индивидуальную черту игнорирует. Это ощущается родителями как несправедливость. Но ведь вузам нужны инструменты, чтобы доказать его уникальные способности, достижения. Важно, чтобы они были оценены. Чтобы у них появилась сопоставимость.
Лет 15 назад, когда еще Вышка не отказалась от собеседований с полупроходниками, собирались профессора на каждом факультете, я тоже заходил. Приходят дрожащие девчонки и мальчишки, разговариваем с ними, но вот когда кто-то начинает с того, что вытаскивает кипу грамот — тут все скучнели как-то. Стереотип восприятия — мамаша в последний год по знакомым бегала, собирала…
Но сейчас в мире есть цифровая технология блокчейн, система абсолютно независимой и неподкупной фиксации. Поэтому мы сейчас предлагаем правительству, чтобы каждым ребенком (родителями, пока он маленький) велся такой цифровой дневник, куда заносились бы все его достижения: олимпиады, стажировки, спортивные соревнования, музыкальные выступления, социальная активность. В общем, любое публичное достижение на определенном этапе можно было бы — по желанию — записать в свое цифровое портфолио. И потом приложить его к ЕГЭ. И это, на мой взгляд, будет гуманизировать сложившуюся систему. Уверен, что технически это через несколько лет станет возможно и будет применяться.
