Из-за пандемии Марина Влади просидела дома полтора года, но теперь уже сделала прививку против COVID-19. Она уверена, что Фестиваль русского кино во французской столице станет отличным смотром режиссеров молодого поколения, борется за Русскую консерваторию в Париже и вспоминает, как ее спас ленинградский пожарный. Об этом, а также о том, почему Владимир Высоцкий считал актерство ремеслом, хотел уйти из театра и чувствовал себя чужим за границей, актриса рассказала «Известиям» накануне открытия кинофорума, на котором она возглавит жюри.
— Кинофестиваль в Париже объединен слоганом «Когда русские нас потрясают», а в конкурсный показ вошли «Китобой» Филиппа Юрьева, «Конференция» Ивана Твердовского, «Глубже!» Михаила Сегала, «Черный снег» Степана Бурнашева, «Блокадный дневник» Андрея Зайцева. Каким Вы будете председателем жюри: строгим, беспристрастным или снисходительным, готовым на компромиссы?
— Думаю, фестиваль станет отличным смотром работ режиссеров молодого поколения, которым всего 30–40 лет. Пока я не видела конкурсных лент — они все новые, выпущенные в минувшем году. Незнакома я и с членами жюри. Как бы там ни было, человек я откровенный и правдивый, говорю о фильмах то, что думаю. Защищаю только те, которые мне нравятся, и никогда не уступаю, сражаюсь за тот фильм, который считаю лучшим. Разумеется, у каждого члена жюри свое мнение, но у меня как председателя более сильные позиции.
— В 27 лет вы уже входили в состав жюри Московского международного кинофестиваля 1965 года. Тогда вы добились того, что главный приз поделили два фильма — «Война и мир» Сергея Бондарчука и «20 часов» венгра Золтана Фабра. Как вам это удалось?
— В жюри я была единственной женщиной, со всеми страшно спорила и ругалась, не шла ни на какие уступки. Помню, что во время наших дискуссий погас свет, мы голосовали в темноте и жгли спички, чтобы было хоть немного света. «Ну ты крепкий орешек», — сказал мне тогда председатель жюри Сергей Герасимов.
— В кинотеатре «Бальзак» на Елисейских полях покажут фильмы с участием Высоцкого — «Короткие встречи» режиссера Киры Муратовой, «Сказ о том, как царь Петр арапа женил» Александра Митты, который в Советском Союзе посмотрели 36 млн человек, «Служили два товарища» Евгения Карелова. Значит, Высоцкого во Франции не забывают?
— Этот фестиваль для меня — радостное и трогательное событие. Володя любил сниматься, сочинял для кино песни, из которых далеко не все дошли до экрана. Ему иногда предлагали замечательные роли — скажем, в фильме «Служили два товарища», в котором, к сожалению, вырезали многие сцены. Власти, видимо, боялись, что зрительские симпатии достанутся белогвардейскому офицеру, которого играл Володя, а не другим персонажам картины.
— Он предпочитал театр или кино?
— Володя был колоссальным трагическим актером, который в Театре на Таганке играл в «Гамлете», «Пугачеве», «Жизни Галилея», других пьесах. Безумно уставал. Ему некогда было спать — днем репетировал, вечером играл, выступал с концертами, ночью писал стихи и всю жизнь боролся с цензурой. Но кино и театр были для него ремеслом, а не главным делом жизни. Выше всего он ставил поэзию.
Обожал Пушкина, который, по его словам, один включил в себя всё русское Возрождение. Володя хотел уйти из театра, вести более спокойную жизнь, поселиться в моем доме под Парижем, где мог бы писать прозу. Он чувствовал, что ему надо выйти за рамки текста, который он пел под гитару. Незадолго до смерти у него было столько планов! Я рассказываю вам об этом, и мне кажется, что всё, о чем я говорю, происходило буквально неделю назад.
— Что вам мешало сниматься вместе?
— Если бы не запреты, мы с Володей сыграли бы во многих картинах, которые наверняка имели бы в Советском Союзе огромный успех. Но мы снялись вместе только в венгерском фильме Марты Месарош «Они вдвоем», который я очень люблю. Там у нас всего одна красивая романтическая сцена свидания, которая продолжается пару минут. Настоящее чудо, что мы вместе на экране. Обычно нам этого не разрешали. Например, сорвалось наше участие в «Емельяне Пугачеве», в котором Володя должен был играть заглавную роль, а я — Екатерину II. Запреты касались не только кино. Даже пластинка с Володиными песнями, которые мы исполняли вдвоем, вышла 10 лет спустя после его смерти. Власть больше всего боялась дать Володе такой красивый пьедестал. При этом большие советские начальники с удовольствием слушали его записи дома и знали о его бешеной популярности.
— Высоцкий очень переживал эти гонения?
— Он ужасно страдал, потому что власти не признавали его как поэта. Володя прекрасно понимал масштабы своего таланта, но оставался человеком очень скромным в отличие от других поэтов, его современников с непомерным честолюбием. Меня всегда поражало, как в России любили поэзию — читали стихи на улицах, в трамваях и метро. Такого я никогда не видела во Франции. Помню, как в первый год моей московской жизни мы с Володей летом гуляли по улицам и из каждого окна звучал его голос. Он действительно стал народным. Лучшими минутами в нашей жизни были те, когда он читал мне по ночам только что написанные стихи.
— «У Марины был безукоризненный вкус. Из множества мужчин, окружавших ее в Советском Союзе, она полюбила самого яркого и талантливого, настоящего гения», — говорил режиссер Станислав Говорухин, у которого снимался Высоцкий.
— Так и случилось (смеется). Володя поразил меня сразу, как только я его увидела. Когда я приехала в Москву на пробы в фильме «Сюжет для небольшого рассказа», меня сразу повел в Театр на Таганке Макс Леон (корреспондент газеты «Юманите» в Советском Союзе. — «Известия»). В тот вечер Высоцкий играл в «Пугачеве». После спектакля мы познакомились, он стал говорить, что влюблен в меня и что я буду его женой. Молодой женщине всегда приятно слышать такие комплименты. Тогда я не знала о своей невероятной популярности в Советском Союзе после фильма «Колдунья», снятом по рассказу Куприна. Правда, любили скорее мою героиню, чем меня.
— Талант часто действует как афродизиак. Это и ваш случай?
— Это в порядке вещей — я тому живой пример. На сцене Володя меня покорил своим голосом, игрой. Завораживал, когда смотрел на меня и пел песни. И это работало. Мы прожили 12 лет. У нас был прекрасный, невероятный, порой мучительно трудный роман — я этого никогда не скрывала.
— «Через несколько недель, проведенных во Франции, несмотря на интересные встречи, полную свободу передвижения, творчества, проекты с выпуском дисков, приглашения в разные страны, Володя не смог выносить эту новую жизнь», — писали вы в своей автобиографии «24 кадра в секунду», которая до сих пор не издана в России. — Он хочет вернуться в свой город, к своей публике, к своему языку, к своим заботам. В России он ощущал себя узником, а во Франции чувствует себя ненужным».
— Он был способным человеком, быстро научился объясняться на французском и английском. Но эти языки оставались для него иностранными. Володя хотел, чтобы его понимали, чтобы он был востребован, а не оказаться чужим. Ему нужно было чувствовать принадлежность к своей стране, которую любил.
— «Всю жизнь я боролась и побеждала. У меня такой темперамент. Не случайно, что по китайскому календарю я тигрица», — говорили вы в свое время «Известиям». Сильному хищнику проще, чем слабому кролику?
— Бедный кролик живет недолго и всего боится, а тигрица — животное отважное, гордое, сильное и красивое. Но и оно порой становится жертвой человека.
— Среди французских дистрибуторов распространено мнение, что русские снимают слишком много артхаузного кино и мало коммерческого. Чтобы попасть на французские экраны, нужны, по их словам, прежде всего хорошие триллеры, боевики, комедии.
— Это не совсем так. Русское кино дало миру много шедевров. Вспомним хотя бы «Солярис» и все гениальные работы Андрея Тарковского. Из других фильмов назову «Войну и мир» Сергея Бондарчука, в котором я дублировала Наташу Ростову для французской версии. Прекрасные фильмы — «Сорок первый» Чухрая, «Летят журавли» Калатозова с Татьяной Самойловой, с которой я потом познакомилась. Наконец, замечательно, что в этом году на Каннском фестивале будет сразу несколько русских лент.
— Ровно 30 лет назад вы чуть не погибли в страшном пожаре в Северной столице в гостинице «Ленинград». Вас тогда спас русский пожарный. Удалось ли его разыскать?
— Я нашла всю пожарную команду и передала ей какие-то деньги. Пожарный меня действительно спас. Его лестница не доходила до седьмого этажа, где был мой номер. Я прыгнула прямо ему на руки, и он вынес меня.
— У вас остались друзья в России? Не собираетесь снова приехать к нам в гости?
— Почти все они ушли из жизни. Из последних остался Саша Митта. Моя подруга Юлия Абдулова (дочь актера Всеволода Абдулова. — «Известия») занимается в Москве моими делами, переводит мои книги. Общаюсь также с главой Музея Высоцкого в Екатеринбурге Андреем Гавриловским, который всегда присылает цветы на мои дни рождения. Нет, пока в Россию не собираюсь. Вероятно, в конце июля поеду в Берлин, где в Синематеке пройдет неделя моих фильмов. У меня был интересный проект новой картины, но его, как и многие другие в ковидные времена, пришлось отложить.
— Как вы пережили карантин?
— Очень устала, потому что просидела безвылазно дома полтора года, разве что выходила за продуктами. Никого не приглашала в гости. Конечно, сделала антиковидную прививку. Много читала и перечитывала — в очередной раз всего Чехова, смотрела фильмы по телевизору. Нет, новую книгу не писала — к сожалению, ничего не пришло в голову. В своем саду выращиваю помидоры. Жаль, что после сильнейшей грозы они полегли. Пришлось их поднимать и подвязывать.
— Что же вы делаете со своими томатами?
— Как что? Ем или отдаю друзьям — это отличный подарок. Мои помидоры называются «бычье сердце» — большие, красивые и вкусные. Один может весить до килограмма. Помню, как покупала для Володи на рынке в Москве помидоры, которые стоили дико дорого, не то 6, не то 7 рублей за килограмм.
— Недавно умер знаменитый актер и режиссер Робер Оссейн, который был вашим первым мужем и не забывал своих русских предков. Ему было 93 года. Он мне рассказывал, что вы для него были воплощением красоты и целомудрия. Вспоминал, как вы снимались в ленте по мотивам «Преступления и наказания» — он играл Раскольникова, вы — Соню Мармеладову, а Жан Габен — следователя Порфирия Петровича.
— Мы с Робером познакомились, когда мне было 12 лет. Он дружил с моей сестрой Милицей, выступал с ней в театре. Помню его еще этаким молодым босяком, жившим как бездомный пес. Потом Робер появился в моем доме, который я купила на свои гонорары, начал снимать свой первый фильм («Негодяи отправляются в ад». — «Известия»), я там тоже играла. Мне тогда было 17, и сразу после съемок мы поженились. Он был интересным человеком, преданным сцене.
Мы с ним мечтали создать собственный театр со своей труппой наподобие того, что был у актерской династии Питоевых в Париже. Мы с Робером прожили пять лет, сняли восемь картин. У нас родились сыновья Игорь и Петр. Последний раз мы разговаривали с ним по телефону за неделю до его смерти. Он рассказывал, что готовит новый фильм, в котором сыграют наши дети. Робер умер в момент, когда, как всегда, был занят новыми проектами.
— Русскую консерваторию в Париже собирается закрыть столичная мэрия. Что побудило вас выступить вместе со знаменитыми музыкантами и актерами в ее защиту?
— Здание консерватории — исторический памятник, с ним связана судьба многих русских музыкантов и композиторов и вообще русской диаспоры. Кроме того, раньше там вкусно и дешево кормили. Печально, если Консерватория закроется. Не могу понять, как можно это сделать.
— Ваши русские корни о себе напоминают?
— Я французская актриса, которая много снималась и в других странах, прежде всего в Италии, где начался мой путь в кино. Но я человек русской культуры и русского языка, да и внешность у меня русская.
Справка «Известий»
