«Когда одни сидят и ругают, а другие работают, это не тот конфликт»

Его можно считать талисманом отечественного авторского кино: трудно найти крупного мастера, у которого в фильмах не снимался бы Дмитрий Куличков. Чаще всего это эпизоды или второй план: у артиста характерная внешность персонажа с трудной судьбой и сложным характером. Но в спектакле «Буковски» у него главная роль, и премьера состоялась как раз в тот момент, когда кинотеатры были закрыты. А в ближайшее время выйдет сериал с участием Куличкова «Отец Сергий» — фэнтези-комедия, где смешались «Ведьмак» и «Чем мы заняты в тени». Дмитрий Куличков рассказал «Известиям», как он рад любой работе, почему не считает себя актером для респектабельных зрителей и в чем видит свою профессиональную задачу.

— Спектакль «Буковски» — это, похоже, ваш «Гамлет». Расскажете о нем?

— Даже не знаю, с чего начать. Неординарный мощный проект — и для театра, и для каждого актера, участвующего в постановке. В нем есть всё: клоунада, комиксы, мультфильмы, пародия. На мой взгляд, это высшая форма существования спектакля. Не знаю насчет «Гамлета», но для меня это знаковая работа. Ничего подобного я не делал.

— Вы раньше не работали в «Гоголь-центре». Как вы оказались в этом спектакле?

— Режиссер Антон Федоров — мой друг. Но пригласил он меня не поэтому. Антон мне сказал, что они с Кириллом Серебренниковым еще с самого начала долго перебирали разных артистов и в итоге, не сговариваясь, сошлись на мне. Я был приятно удивлен и, конечно, захотел попробовать. Начали мы работу над спектаклем еще в прошлом году, встречались онлайн во время карантина, вынашивали этот проект вместе. Сейчас после трех месяцев напряженных репетиций он наконец-то созрел.

— Расскажете о своем герое?

— В спектакле практически нет сюжета. Вернее, он внутренне существует, но к нему добавлено бесконечное количество каких-то вещей из нашего кино, нашей культуры и немного нашего комичного представления об Америке 1970-х годов. Что мы, в сущности, можем знать о ней? Ничего. Поэтому спектакль не о ней и не о Чарльзе Буковски. Это просто взгляд на нашу действительность через его персонажей, через мир его фантазий, текстов, обрывков мыслей. Один день из жизни альтер эго писателя Хэнка, которого я играю. Это не биография, а скорее коллаж. Больше мне не хочется говорить — нужно смотреть.

— Как вы сейчас выбираете себе спектакли? У вас ведь в данный момент активные «Буковски» и «Бесы» в Театре на Малой Бронной?

— Еще «Три сестры» в МХТ имени Чехова. У меня интересный период: после 40 лет есть что играть. Много вариантов. Например, с 25 до 35 [лет] ты уже не мальчик, но и не совсем мужчина, и в это время нужно терпеть. Я многим молодым друзьям и коллегам так и говорю, что надо просто выждать и набирать жизненный опыт, матереть, чтобы к 40 годам была возможность много всего играть в пьесах и кино.

— Вы поэтому и вернулись в театр? Вы ведь уходили?

— Да, и уходил как раз из-за этого. Было понятно, что я уже в другом возрасте, что нет того меня, который играл прежние роли. Нужно было новое, а нового не было, для него еще не настало время. Но надо интенсивно копить и копить. Это как выпустить спектакль. Ты готовился к нему, ты, кажется, все отдал ему, больше ничего не осталось. Но та энергия, которую ты в это вложил, начинает к тебе возвращаться, наполнять тебя.

Да, за все браться нельзя... Константин Юрьевич Богомолов мне предлагает очень интересные роли. Иногда хочется отказать, потому что по времени не выходит, но как отказать? Вот сейчас, например, я должен на Бронной включиться в «Вишневый сад». Лопахин. Как это отвергнуть? Это моя давняя мечта, я всегда хотел сыграть именно Лопахина — и вдруг такое предложение. Но сейчас как будто клапан открылся какой-то: куча предложений — и все сразу. Если раньше ты хотел хоть что-то, то теперь ты уже не знаешь, за что взяться.

— В последнее время было много театральных скандалов, и получилось, что скандалы коснулись почти всех театров, где вы работали и работаете. Что вы думаете об этих событиях?

— Ничего об этом не знаю и знать не хочу. Я исполнитель, наемный сотрудник. Я должен работать и никуда не лезть. Это ведь разрушает артиста, разрушает коллектив, влезать во все это нельзя. Это мое убеждение. Надо просто работать. Что-то пришло, что-то ушло, но тебе это мешать не должно. Есть сцена, есть материал — этого достаточно.

Театр — это сейчас. Да, приходит новое поколение, строит что-то свое, у него конфликт со старым поколением, но на этом столкновении строится драма, строится творчество. Но когда одни ничего не делают, а сидят и ругают, в то время как другие работают, это не тот конфликт, он не продуктивен. Зато если все работают, точно все получится. Вот я к таким и отношусь. А нет возможности работать — надо идти туда, где она есть.

— На ваши спектакли билеты стоят по 5–10 тыс. Вы актер для респектабельной публики?

— Да нет же! Просто так получилось, что я участвую в таких спектаклях, но люди платят не за меня: они платят за театр, за коллектив, за режиссера. За бренды, если хотите. Но на моих спектаклях, к счастью, и галерка всегда забита, в том числе студентами. Еще с начала моей работы у Олега Павловича Табакова залы всегда были битком, где бы мы ни были. И там были и богатые люди, и студенты. Это нормально.

Но вопрос не ко мне, конечно. Я даже не знаю, сколько стоят билеты. Что бы мне это дало? Я должен выходить на сцену и работать. Ну и, наверное, соответствовать этим высоким ценам, чтобы никого не разочаровать.

— «Бренды» окружают вас не только в театре, но и в кино. Вас можно считать практически талисманом российского авторского кинематографа: вы сыграли у всех главных авторов. Это везение?

— Ну нет, я же по чуть-чуть. Я никогда не играл главного героя, основного персонажа. Наверное, есть какая-то ниша, куда меня и звали. Так что я бы сказал, что я просто соприкоснулся со многими, к своему счастью.

— Вам не кажется, что сегодня в России авторское кино в легком кризисе, потому что все ушли на онлайн-платформы?

— Может быть, сошла волна, и авторского кино стало чуть меньше. Это кино, оно же про больные точки, про личные темы, не для массового зрителя. На такое сложно найти деньги, такое сложно продвинуть. Но интересные темы и истории не умирают, а это главное. В спектаклях, например. Вообще, мне в театре легче играть, потому что там не типажность работает, а твои внутренние резервы. А в кино они на самом деле задействованы совсем чуть-чуть. Так по крайней мере у меня. Алкаш, мент, какой-то совсем опустившийся парень — в моем случае чаще всего срабатывают стереотипы.

С другой стороны, и сейчас есть отличное авторское кино — например, то, которое делают Наташа Меркулова и Алексей Чупов. Я с нетерпением жду новых фильмов Василия Сигарева и Алексея Мизгирева. Это очень мощные авторы, их идеи на меня в свое время сильно повлияли. Есть молодые и талантливые ребята, просто им сложно продвинуть свои проекты и найти деньги. Я недавно снялся у дебютанта, и мне кажется, что скоро его имя узнают все. Александр Зачиняев — запомните. Сейчас материал монтируется, фильм называется «У самого Белого моря». Там всего четыре актера, включая меня, но история потрясающая и совершенно авторская.

— Вы соглашаетесь сниматься в студенческих короткометражках. Ищете новых режиссеров для себя?

— Мне интересно пробовать что-то новое, необычное. Сериалы — это неизбежно определенный формат. А в маленьких фестивальных, дебютных, студенческих историях есть возможность поиграть с гранями, чего тебе в других условиях никто не предложит. Молодые же готовы рисковать, экспериментировать. Кроме того, на них легче найти время, которого всегда не хватает. Два-три дня выкроить вполне реально. Я отказываю в таких случаях только тогда, когда понимаю, что уже делал нечто подобное, а во второй раз и тем более в третий неинтересно.

— В одном из своих интервью вы мимоходом заметили, что ваша мама смотрит все ваши фильмы, в том числе «полную ерунду». У вас есть своя статистика, какой процент ваших работ можно к такой «ерунде» отнести?

— Со временем это отношение к фильмам как к ерунде прошло. Иногда кажется, что вот работа чисто для заработка, творчески вообще неинтересная, но я научился искать в ней этот интерес. То есть не надо, чтобы мне сразу на тарелочке принесли что-то эдакое, глубокое и неординарное, — надо, чтобы я смог из простого и банального сам слепить что-то творческое, живое, необычное. Я в этом вижу свою задачу как актера.

Поэтому я чаще всего соглашаюсь на то, что мне предлагают. Рассматриваю всё. Это же хорошо, что предлагают, а могли бы ведь и не предложить! Но дальше я сажусь и думаю, как из этой роли можно что-то такое сделать, чтобы было не стыдно, а наоборот. И если получится фигня, я сам буду в этом виноват. Так что я больше не оцениваю придирчиво предложения, а отношусь к ним бережно. Всегда предлагаю попробовать, ввязываюсь во все авантюры.

— Вам сейчас интереснее в фильмах или сериалах сниматься?

— Формат тут не так важен — меня интересует персонаж. Например, я сейчас снимаюсь в одном сериале. Приезжаю на площадку пару раз в неделю, но при этом каждый раз обнаруживаю, что с персонажем опять что-то произошло, все поменялось, и надо окунаться в это, переживать. Это же прекрасно! Даже если у меня всего одна сцена, там много поворотов, изменений. Тебе есть что делать! А бывает, что месяц снимаешься в фильме, живешь им, а персонаж не меняется, он все тот же. Ты чувствуешь, что повторяешься.

— Сегодня многие говорят, что все творчество ушло в онлайн, хотя бы потому, что там больше свободы. Можно в кадре матом ругаться.

— Курить можно! Конечно, это имеет значение. Вот, например, история про рыбаков или шахтеров. Ну как тут заменишь их язык и поведение на что-то другое? Надо курить, ругаться и пить — не потому, что это так уж приятно, а потому, что естественно, это нормально, это правда. Есть случаи, когда без всего этого можно обойтись, но иногда ты ничем это заменить не можешь, и можно сколько угодно твердить, что это штамп. Пусть штамп, но ты его не уберешь.

Мне нравится читать сценарии онлайн-сериалов: они острее, там больше свободы, а когда есть свобода, это хорошо.

— Например, ваш новый сериал «Отец Сергий», который скоро выйдет онлайн, начинается со сцены, где крепкий мужчина избивает дубиной старушку. Зритель в шоке, он заинтригован, а потом оказывается, что не все так просто.

— Конечно, сразу мысль: «А что будет дальше?» Этот сериал — вообще такая хулиганская история, качественная. Иногда хочется похулиганить, сделать что-то зрительское, что потом самому будет приятно посмотреть. Нельзя без этого драйва. В таких проектах отводишь душу, они дают энергию, воздух, настроение. Невозможно всегда играть драму и трагедию. У меня в этом фэнтезийном кино довольно понятная и реалистичная роль, мой персонаж, он как бы около всей этой истории. Это следователь, который хочет все взять под контроль, но у него не получается, его не пускают, а он амбициозный и одновременно закомплексованный.

— Если вы вечером выбираете, что посмотреть, вы остановитесь на российском фильме либо сериале или же включите Netflix?

— Netflix. Совсем другой уровень. У них больше возможностей как финансовых, так и творческих. Если мы в третьем классе, то они, наверное, где-то в седьмом-восьмом. А хочется ведь смотреть на старшеклассников, учиться у них, чтобы потом сделать это и у нас. Это естественно. Поэтому я смотрю британцев, других европейцев.

— Когда команда ваших коллег полетела в космос, что вы чувствовали?

— Да ничего не чувствовал. Я работал в это время. Ну то есть здорово, что полетели, лишь бы все было хорошо, лишь бы вернулись — вот все эти мысли были. Но все это кажется каким-то не слишком реальным, похожим на шутку, сложно себе это представить. Я бы не полетел. Боюсь высоты. Даже думать об этом страшно. Поэтому я не читал об этом, ничего не смотрел, не включался в эти события.

Мне кажется, что у нас свой космос, личностный, космос сознания. Вот им и стоит заниматься.