Киноиндустрия уже потеряла миллиарды долларов, а фильм про коронавирус должен быть комедией о том, как 4 млрд человек на планете купили туалетную бумагу и сидят дома. Так считает режиссер и продюсер Сарик Андреасян. О том, чем заняться кинематографисту во время пандемии, он рассказал в интервью «Известиям»
— Ваш фильм «Гудбай, Америка» должен был выйти в прокат 22 апреля. На какое время перенесли релиз?
— Знаете, еще к 1 апреля мы даже официально не убрали его из сетки, но вовсе не потому, что собирались выйти в прокат. «Стрельцова» (фильм Ильи Учителя с Александром Петровым в главной роли. — «Известия»), например, тоже не убирали. Хотя некоторые кинотеатры сразу официально нам сказали, что будут закрыты до 30 апреля — еще до того, как президент увеличил срок карантина.
Чисто психологически мы не могли поверить, что в России когда-нибудь могут задуматься над отменой парада 9 мая. У нас было ощущение, что даже если всё сдвинется, 1 мая мы все-таки сможем выйти в прокат. Но, глядя на то, что происходит во всем мире, становится понятно, что и 1 мая ничего не случится. Этот мертвый режим продлится как минимум до июня.
К сожалению, никто ничего не знает. Если бы нам кто-то сказал точную дату, когда всё начнет функционировать, мы бы смогли поставить себя в сетку релизов. В ситуации тотальной непредсказуемости мы не можем этого сделать, потому что нужно будет снова распечатывать афиши, переделывать трейлеры — всё это деньги. Мы и так потеряли 10 млн рублей, потому что фильм уже рекламировался.
— Как сильно в финансовом плане пострадают из-за пандемии кинорежиссеры и продюсеры?
— Смотрите, есть независимые продюсеры, например как мы с братом (Гевонд Андреасян. — «Известия»). Мы снимаем кино сами. Теперь мы его не снимаем, потому что нельзя. Есть продюсеры, которые работают при крупных холдингах: их проекты тоже временно заморожены, но зарплату, думаю, им сохранили.
Мы с Гевондом не живем на зарплату — рассчитываем только на рентабельность наших фильмов. Если у нас нет возможности снимать кино, мы терпим убытки. Нам нельзя не работать. Когда Netflix останавливает кинопроизводство, они сохраняют зарплаты своих сотрудников, но теряют средства как корпорация. Если у них собрана группа в сто человек и съемки были запланированы на апрель, но их пришлось перенести на сентябрь, то они пять месяцев платят этим людям.
— Разве они не перестают платить?
— Нет, если мы говорим про западные компании. Там жесткие контракты, всё очень серьезно — человек просто подаст в суд в случае невыполнения обязательств. В России еще можно что-то придумать, хотя бы минимизировать выплату. В том же Голливуде, если сдвигаются сроки съемок, ползет всё: договоренности с людьми, аренды локаций, потому что всё уже предоплачено, подписаны контракты на релизы по всему миру. В планетарном масштабе киноиндустрия уже потеряла миллиарды долларов.
— Получается, в России ситуация лучше?
— 30–40% продюсеров получают дотации Министерства культуры и Фонда кино. В апреле-мае должен был состояться питчинг фонда, по итогам которого уже летом продюсеры уже начали бы снимать кино. Фонд кино сейчас не работает. Даже если в лучшем случае питчинги состоятся летом, а деньги будут распределены осенью, никто не начнет снимать кино зимой. Четыре часа светового дня, холод, да и действие сценариев зачастую у всех развивается летом. Это означает, что кино в России начнут снимать в следующем апреле. Представьте, какое колоссальное количество людей, начиная от артистов и заканчивая грузчиками на площадке, останется без работы. Карантин — это крах для отрасли кино.
В год в России производится 300–400 сериалов, если считать и интернет-контент. На продакшене каждого работает в среднем 30–40 человек плюс звук, монтаж, графика — итого десятки тысяч человек. Все они, как правило, живут в Москве. Через два-три месяца у них закончатся накопленные деньги, ведь кино по большому счету — всегда фриланс. Государство им не поможет, ипотеки и кредиты за них не погасят. Что будут делать эти люди? Наверное, будут сидеть в своих квартирах и снимать анекдоты для YouTube. Я и сам об этом думаю — если через два-три месяца мне по-прежнему нельзя будет работать, я запрусь с друзьями в квартире и начну снимать какой-то фильм. Ничего другого мы не умеем, шить марлевые повязки точно не начнем.
— Кстати, каким вы представляете игровой фильм про коронавирус?
— Ситуация с коронавирусом во многом нивелирует достоверность фильмов про все эти инфекции. Все ожидали, что последствия пандемии будут сродни тому, что нам показывали в фильмах «Заражение», «Я — легенда». Почти постапокалиптическая ситуация: все ходят в непонятно какой одежде, вокруг горящие машины, погромы и убийства. А в реальности просто 4 млрд человек на планете купили туалетную бумагу и сидят дома. Всё не так, как нам показывали. Кроме как комедию я пока что эту историю не воспринимаю. Ни один человек еще не совершил настоящего поступка, кроме, разумеется, врачей. Их героизм заслуживает того, чтобы об этом сняли фильм.
— Что вас больше всего раздражает в этой ситуации?
— Испытываю серьезное раздражение, когда долларовые миллионеры типа Шварценеггера и Роберта Де Ниро призывают меня сидеть дома. У них-то всё в порядке. А как же миллионы таджиков, которые живут в подвалах (не будем себя обманывать, они же правда там живут), официанты — все те, кто зарабатывает каждый день здесь и сейчас? Что с ними будет? Надеюсь, есть какой-то запасной план.
На той неделе компания Sony объявила, что все их фильмы выйдут в 2021 году, Warner Bros. уже сдвигают фильмы с июля–августа. Даже если кинотеатры откроются 1 июня, им физически будет нечего показывать. Развлекательного российского кино не так много — всего 30 фильмов в год, и не все сейчас готовы. Способны ли мы прокормить тысячи кинотеатров по стране? Конечно же нет, даже если наши фильмы выстрелят. Возникает вопрос: государство будет помогать нам рекламировать фильмы, чтобы на них пришли люди?
У меня нет 100 или 200 млн рублей, чтобы купить рекламу на всю страну. И хотя хочется стать тем смельчаком, который полезет в кинотеатры, когда они откроются, но я понимаю, что народ напуган. К тоже же у многих людей заканчиваются деньги — они купили условной гречки и туалетной бумаги и вряд ли захотят платить за кино.
— Раз релизы голливудского кино сильно сдвинулись, получается, в стране настанет долгожданная эра российского кино?
— Если раньше кинотеатр нам говорил: «Да зачем ты мне нужен, вот тебе утренний сеанс, а в вечернее время у меня четыре «Терминатора». Теперь «Терминатора» нет — есть только мы. Но если голливудского кино долго не будет, без него умрет кинобизнес во всем мире. Если бы не карантин в Америке, кинокомпании бы ничего не двигали, потому что у них внутренний рынок очень большой. Сдвинули в первую очередь не из-за нас, а из-за Америки и Китая, где крутятся основные деньги. Это явный пример того, что двигать Голливуд вообще нельзя — ушел Голливуд, а пострадал весь мир.
— Как государство может помочь российскому кино?
— Рекламным временем. Возможно, пришло время, когда даже фестивальные фильмы, которые показывают исключительно в Москве, нужно будет пиарить так, чтобы ими заинтересовался массовый зритель. Нужен будет любой контент.
— То есть зрители, которые порой плюются от отечественных картин, скоро будут смотреть их с большой радостью?
— В свой фильм «Гудбай, Америка» я верю — он получился хороший. Для меня будет счастьем, если большое количество предвзятых людей — не именно ко мне, а вообще к российскому кинематографу — вдруг даст нам шанс, придет и получит удовольствие от просмотра. Мы проводим много фокус-групп, спрашиваем: «Какой последний российский фильм ты смотрел?» И человек называет фильм 15-летней давности, то есть он 15 лет не смотрел ничего российского. Есть такая категория зрителя.
— Какой сегмент кинобизнеса на данный момент пострадал больше всего?
— Кинотеатры по всему миру. Аренда в долларах. Нужно банально сохранить то, что есть в баре, чтобы не испортилось. Цифровая техника так устроена, что иногда ее нужно включать. Нельзя просто выключить лампу и уйти домой — хотя бы через день ее должен кто-то включать и проверять. Плюс нужна охрана. Я читал интервью нескольких представителей кинотеатров — это очень серьезная проблема. Кинотеатры всё равно обслуживаются, и это очень большие деньги.
В феврале вышли «Джентльмены» и «Лед» — заработали миллиарды рублей. Деньги они должны были получать с кинотеатров сейчас, потому что по договору фильмы получают профит спустя три месяца. Но кинотеатры закрылись и потеряли много денег. Люди, которые выпустили «Джентльменов», скорее всего, получат свои деньги только через год, потому что кинотеатры скажут: «Ребята, у нас форс-мажор, денег нет».
Кинобизнес — очень серьезная цепочка. Пострадали все, начиная от человека, который играет в массовке за 1,5 тыс. рублей, до самого большого босса, который зарабатывает миллиарды.
— Почему бы онлайн-площадкам не выкупать права на новые фильмы и не показывать премьеру в интернете за деньги?
— Смотрите, как устроен этот бизнес в России. Вы продаете свой фильм за фиксированную сумму онлайн-кинотеатру. Предположим, за ваш фильм большая онлайн-площадка заплатит от 5 до 50 млн рублей. Мой фильм, допустим, стоит 100 млн рублей, «Вратарь Галактики» стоит миллиард, а «Стрельцов» стоит пятьсот. Даже если онлайн-кинотеатр сделает мне огромное одолжение и заплатит большие деньги, я всё равно попадаю на 50–60 млн рублей, потому что я снял фильм на частные инвестиции, в конкурентном окружении, в конкурентном рынке, соответственно, мне это невыгодно.
Люди думают, что у нас есть какое-то роялти. Но роялти — это отчисления с просмотров. У нас купили фильм за фиксированную сумму, и дальше мы не знаем, что с ним происходит. Если вдруг ваш фильм стоит 5 млн рублей (но я таких фильмов не знаю), а у вас его покупают за 10, 15 или 20 млн, то вы в выигрыше, можете продавать. Но хотят покупать хиты, а не что попало. В хитах играют звезды. У нас сейчас один артист в фильме может получать 15–20 млн рублей за роль. Дешевого хитового контента уже нет. 20 лет назад сняли «Бумер» за $100 тыс., но эти времена навсегда ушли.
— О чем будет ваша картина «Гудбай, Америка»? Судя по трейлеру, это довольно смешная история.
— Она даже более трогательная, чем смешная, между собой мы ее называем «драмеди». Наш фильм о ностальгии, о любви к детству. В этом кино слово «родина» — лишь метафора. На самом деле мы предполагаем, что родина — это даже не то место, где ты родился, а это твоя мама, школа, детство. Это то, что готовила твоя бабушка. Когда ты приезжаешь из маленького города в Москву, всё равно начинаешь скучать по малой родине. Хотя, казалось бы, что такого в том месте, откуда ты уехал? «Гудбай, Америка» — про это необъяснимое чувство.
Я смотрел лекцию британского психолога на английском, он приводил в пример тонкости русского языка — объяснял, что только у нас есть слово «тоска». Это то необъяснимое чувство — вроде и не грусть, и не трагедия, не печаль, а именно тоска. Дай Бог, фильм дойдет до кинотеатров, вы ощутите то, что я хотел рассказать. Я сам эмигрант: мы жили в Казахстане, сейчас в России. Я с трех лет знаю это чувство, когда всё немного не то. Ты вроде как свой, но и не свой.
— Заметила, какой колорит всегда придают фильмам герои из Армении. Объясните этот феномен?
— Думаю, это пошло с 1990-х, когда появились культовые армянские команды КВН: Ереванский медицинский институт, «Новые армяне». Тогда у людей сложился стереотип, что армянский юмор — это определенный бренд, как швейцарские часы например. Есть стереотип, что армянин — веселый человек. На самом деле так и есть.
Могу предположить, это связано с тем, что мы родились в теплом крае, где ты и зимой, и летом бегаешь босоногим, о тебе заботится бабушка, ты можешь зайти в чужой огород и поесть фруктов и никто тебя за это не накажет. Может быть, этот куражный задор идет оттуда — из детства. А когда на улице –20, как-то уже не до юмора (смеется).
Справка «Известий»
