«Я против сноса любых памятников, в том числе Ленину»

«Родина-мать» достойна того, чтобы ее перевели в бронзу, потому что бетон всегда будет портиться, считает Андрей Ковальчук. Председатель Союза художников России уверен, что крупных исторических памятников в стране недостаточно, а еще не хватает цивилизованного арт-рынка. Об этом известный скульптор рассказал «Известиям» после торжественного открытия монумента его работы в Севастополе.

— В Севастополе установлен ваш памятник, посвященный 100-летию окончания Гражданской войны на юге России. Что он собой представляет?

— Это архитектурно-скульптурная композиция, а точнее — мемориальный комплекс, установленный на берегу Карантинной бухты. Неподалеку — музей-заповедник «Херсонес Таврический» и мыс Хрустальный. Собственно говоря, этот мемориал посвящен всем, кто воевал в Гражданскую войну. Закладной камень был установлен еще два года назад. Но пандемия внесла коррективы.

Доминанта композиции — скульптурное изображение на высокой колонне матери, призывающей к примирению своих сыновей, фигуры которых расположены у подножия постамента. Гражданская война развела братьев по разные стороны баррикад: старший — поручик белой армии, присягавший Российской империи, и младший — красный командир, вдохновленный идеями грядущих перемен. Символом памяти павшим в Гражданской войне является Вечный огонь. Позади основной композиции установлены две наклонные стелы с горельефами, рассказывающими о последних днях этой войны и о сломанных судьбах миллионов людей. Здесь же располагается отлитая в бронзе известная фраза нашего президента: «Мы единый народ, и Россия у нас одна!»

— Можно ли сказать, что женская фигура символизирует не просто мать, но Родину-мать?

— Это образ России, призывающей к примирению своих сыновей. Родина-мать ассоциируется у нас с Волгоградом. Здесь, на мой взгляд, уместнее видеть в скульптуре Мать-Россию.

— Почему памятник решили установить именно в Севастополе?

— Место выбрано не случайно. Именно с Севастополем связан один из трагических эпизодов Гражданской войны на юге России. Отсюда около ста лет назад отправились последние корабли под Андреевским флагом, увозя на чужбину более 100 тыс. наших соотечественников. Это событие было названо «великим исходом». Гражданская война — огромная трагедия для нашей страны. Ведь погибло около 10 млн человек.

— Чья идея поставить там памятник?

— Наши соотечественники из-за рубежа обратились к президенту России с просьбой увековечить память их предков. Владимир Путин поддержал идею. Российское военно-историческое общество взялось за разработку и объявило конкурс на создание монумента.

— Были ли пожелания, каким должен быть памятник?

— Нет. На конкурс представлялись совершенно разные проекты. Нам хотелось дать в памятнике больше драматургии. Задача, конечно, была непростая.

— Кто были вашими конкурентами?

— Не знаю, да это и неважно. В конкурсах зачастую побеждает не опыт, а молодость, свежесть взгляда на героя или событие. Так, например, проект молодых скульпторов стал первым на конкурсе по сооружению Ржевского мемориала. Мой же оказался вторым.

— Всё было объективно?

— В жизни вообще не так много объективного, а в искусстве тем более. Но так получается. Мнение членов конкурсной комиссии всегда субъективно, равно как и любое людское суждение.

— В последнее время по стране открывается много памятников патриотической направленности. Это госзаказ?

— По-разному бывает. Хотя нашим городам правда не хватает декоративных, пространственных скульптур или арт-объектов. Направленность памятников сейчас скорее не патриотическая, а историческая. Дело в том, что за десятилетия Советского Союза из истории были вычеркнуты некоторые личности и события. А в 1990-е взгляд стал шире и объективнее. К примеру, появились памятники основателям городов, русским царям и священнослужителям.

Хотя появиться монументу непросто. Существует определенный алгоритм принятия решения. В столице его выносит комиссия по монументальному искусству при Мосгордуме. Туда стекаются все пожелания граждан, организаций, которые хотели бы увековечить память того или иного деятеля.

Прежде чем принять решение, чиновники интересуются, на какие средства инициаторы планируют реализовать задуманное. И только потом выделяется место установки. К тому же памятник — это большая стройка. Под ним зачастую проложены коммуникации, и вопрос по их переносу приходится решать городу. На это нужны дополнительные средства. А значит, бюджет на памятник возрастает.

— А на чьи деньги устанавливают памятники?

— На спонсорские, но бывают и исключения. Вы что, не знали об этом?

— Нет. Полагала, на это есть госфинансирование. И даже на патриотические памятники деньги не выделяются?

— Часто найти деньги — это задача инициативной группы. Кто-то имеет возможность привлечь к благотворительности бизнес, кто-то объявляет сбор средств.

— Еще несколько лет назад Ленин в камне или в бронзе повально был неугоден. Как вы относились к этому?

— Было время — и цари были неугодны. А сейчас их изображения возвращают. Это данность сегодняшнего дня. Например, я был автором памятника Александру III в Ливадии.

Как и большинство нормальных людей, я против сноса любых памятников, в том числе и Ленину. Как объекты культурного наследия они уже существуют и не должны уничтожаться. Монумент можно убрать только в случае, когда реставрация их уже не спасет. Например, когда памятники сделаны из временных материалов, как это было в первые годы после революции. Но если это какие-то памятники значительные, то их можно перевести в бронзу.

— Бетонные памятники не канули в Лету. Устанавливаются тиражированные монументы Воину-освободителю.

— И в этом нет ничего плохого. Например, в небольшом поселке нет денег на «бронзового солдата», а памятник необходим для увековечивания памяти сельчан. Сегодня его отливают из современного бетона. Он может простоять в таком виде десятки лет.

Скажем, некоторые шедевры Родена тоже имели авторский тираж. Поэтому одну и ту же его скульптуру можно увидеть и в его музее в Париже, и, к примеру, в Японии.

— Вы руководитель Союза художников России. Реагирует ли профессиональное сообщество на снос памятников советским воинам в Европе?

— Конечно, большинство художников возмущают эти факты вандализма. Но у нас нет контактов с иностранными властями. Знаем, что пишутся письма, направляются ноты протеста. Это делают официальные организации. В МИДе очень трепетно относятся к нашей истории и оперативно выражают свое возмущение, когда оскверняются или сносятся монументы советским воинам-освободителям.

— Вы следили за тем, как проходила реставрация скульптуры «Родина-мать» в Волгограде? Некоторые сравнивали ее со спа-процедурами для памятника, а кто-то посчитал работы некачественными.

— Это огромная работа. Не берусь судить, как она проводилась. Любая реставрация всегда — сложный процесс, а особенно такой монументальной скульптуры, да еще и в бетоне. Я бы не взялся за подобную работу. В первую очередь потому, что хочется прежде всего создавать новые произведения.

Но при этом уверен, что «Родина-мать» достойна того, чтобы ее перевели в бронзу, потому что бетон, к сожалению, всегда будет подвержен негативному воздействию атмосферы. Но отлить скульптуру Вучетича в бронзе будет очень дорого.

— А если требуется подлатать ваш памятник, будете реставрировать сами или кому-то доверите?

— Были случаи, когда у бронзовой скульптуры Пьера Кардена, которую я установил в Париже, дважды отламывали шпагу. Вандалов так и не нашли, а мне пришлось заново делать самому.

— А почему у вас кутюрье вооружен?

— Шпагой его посвящали в академики, ведь у каждого члена Французской академии изящных искусств есть своя шпага.

Сейчас, кстати, эту скульптуру с Елисейских полей перевезли на юг Франции, в Прованс, в городок Лакост, который известен тем, что там находится замок легендарного Маркиза де Сада. Его в свое время приобрел Пьер Карден. Мы должны были поехать туда, чтобы утвердить место для установки памятника, но вмешалась пандемия.

— Вы лепили Кардена с натуры?

— Нет. Я с ним встречался, делал фотографии с разных ракурсов. А лепил уже в Москве. Ко мне приезжал его племянник Родриго, наблюдал за работой. Потом я привез уже готовый эскиз Пьеру Кардену в Париж на утверждение.

— Раньше по жилищному законодательству члену Союза художников полагались лишние метры под мастерскую. Как сейчас получают площадь для работы?

— В СССР не только художникам, но и ученым, писателям добавляли метры под библиотеки. Сегодня государство выделило художникам определенное количество помещений под мастерские, и они переданы в безвозмездное пользование. Это перешло к нам также из СССР.

Оплачиваются только коммунальные платежи. Таких помещений по стране очень много. Это реальная поддержка тысяч художников. Конечно, существует много проблем в этом вопросе, но эта тема требует более глубокого обсуждения.

— А какие проблемы есть у художников? В чем они нуждаются?

— Кроме проблемы с местом работы существует непростой вопрос продажи своих произведений. В нашей стране нет сформировавшегося арт-рынка. Конечно, художники продают работы в галереях, на вернисажах, а также отдельным коллекционерам. Но цивилизованного арт-рынка нет.

— А где есть, помимо Европы и США?

— Во многом в Китае. Там серьезный экономический рост способствовал тому, что люди стали хорошо зарабатывать и вкладываться в искусство. Кстати говоря, китайцев очень интересует российское искусство. Наши художники до пандемии активно продавались там. И еще, интерес к живописи во всем мире гораздо сильнее, чем к скульптуре. Ведь покупателю скульптуры нужен садик, дворик или просторное помещение, где будет установлено произведение.

— В СССР художники жили лучше?

— Тогда искусство было встроено в идеологию. В СССР существовал государственный заказ. И поэтому большинство художников, выполнявших его, жили очень неплохо. Плюс те же 20 м под библиотеку, помимо мастерской, также были доступны.

Но мастера, чьи имена на слуху, пришли к успеху не в одну секунду. Шаг за шагом строили они свою карьеру.

— А каким был ваш путь к известности?

— Я окончил Строгановку, отслужил в армии. А в 1985-м моя работа «Лев Толстой» получила приз Министерства культуры и Союза художников СССР. Потом был конкурс на памятник жертвам чернобыльской катастрофы. 150 проектов участвовало, среди них были известные художники. Но победил наш проект с архитектором Виктором Корси. В 1993-м памятник установили на Митинском кладбище. Потом были выставки, статьи, новые конкурсы.

У зарубежных коллег похожая история. Там молодой художник редко раскручивается быстро. Труд, труд и еще раз труд. И только потом цена на твои работы начнет расти, появится рейтинг, аукционы и предложения о работе.

— А вас когда-нибудь соблазняли особо крупными заказами?

— Не соблазняли, а предлагали — сделать памятник в Китае. Для города Харбин я создал 15-метрового лебедя из нержавейки. Его установили рядом с озером. Со стороны кажется, будто огромный лебедь плывет по глади воды. Над этой скульптурой работа велась целых три года. Но такие большие заказы — редкость и счастливый случай.

— А у скульптора есть мечта? Кому вы мечтаете создать памятник?

— Замыслов всегда много. Хочется, чтобы они постепенно претворялись в жизнь. Например, около 20 лет назад я показал на выставке большую скульптуру «Молящийся Иван Грозный». Мне было бы интересно ее установить в одном из мест, связанных с пребыванием этого самодержца. Конечно, есть и другие идеи.

— Вы помните, сколько было споров вокруг установки памятника царю в Орле? Вы готовы к нападкам?

— Мы же говорим о творческом аспекте, художественном, а не об исторической роли того или иного правителя. На мой взгляд, задача любого художника — максимально раскрыть образ героя через взгляд современного человека, сократив для восприятия нынешнего зрителя некую временную дистанцию, сделать его своеобразным соучастником события, включить в диалог с героем.