«Я никого не увольнял. Те, кто пугал, ушли сами»

Можно сколько угодно «расширять горизонты», но все будут хотеть великий шедевр Петра Ильича Чайковского, убежден Николай Цискаридзе. Народный артист России привозит в Москву своих учеников из Академии русского балета имени Вагановой. Они представят эталонного «Щелкунчика» на сцене Кремлевского дворца 19 и 20 декабря. Главный конкурент суперхита Большого театра демонстрирует амбиции не только Академии, но и ее руководителя, про которого в театральных кругах ни раз говорили, что он кандидатура на пост директора ГАБТа. Сам Николай Цискаридзе обсуждать подобные слухи отказывается. Зато с удовольствием рассказал «Известиям» про систему образования, околотеатральных скандалах и грядущем юбилее. 31 декабря Николаю Цискаридзе — 50.

— В конце октября ваши коллеги по Академии русского балета имени Вагановой поздравили вас с десятилетием на посту ректора. А вы вспоминаете, как 10 лет назад сотня педагогов и деятелей культуры подписали письмо против вашего назначения?

— Работники Академии тогда написали письмо с просьбой не менять художественного руководителя Алтынай Асылмуратову. Я так и поступил, получив это письмо от них с очень большим количеством подписей. Но один из проректоров, тогда работавших в Академии, подменил письмо — приложил к этим подписям другой текст и отправил его в администрацию президента. Что и создало скандал.

Другое дело, что были люди, организовывавшие подобные письма в Большом и в Мариинском театрах, привлекая людей, которые меня не любят, и используя иностранцев. Например, Девид Холберг, очень талантливый артист американского гражданства, тогда работавший по контракту в Большом театре, а сегодня возглавляющий Австралийский балет, принес мне письменное извинение. Его вызвали в кабинет к руководителю балета Большого театра и дали подписать бумагу, не объяснив, что это. И таких людей было очень много.

Правду говорят: на каждый роток не накинешь платок. Я в очередной раз объяснил это вам, прекрасно понимаю, что буду объяснять это еще миллион раз, но мне всё равно будут задавать этот глупый вопрос.

— На сайте Академии значится что вы «и.о. ректора». За 10 лет вы не доказали, что пора убрать эту формальность из двух букв «и.о.»?

— Всё согласно трудовому законодательству. Сначала я в течение года был «и.о.». Затем, после выборов 2014 года, я пять лет служил как ректор. А по истечении пятилетнего трудового договора нужно было устраивать очередные выборы. И тут началась пандемия, потом другие события, и дело до выборов так и не дошло. Но раз наш учредитель — Министерство культуры — пока не возражает, значит, всё хорошо.

А мне абсолютно всё равно, как называется моя должность, потому что никому в нашей стране, да и в мире тоже, не надо доказывать, кто такой Николай Цискаридзе.

— Вашим приходом некоторые педагоги пугали родителей учеников и предупреждали, чтобы они были бдительны. Эти «бунтари» еще рядом с вами в Академии?

— Я никого не увольнял, если вы об этом. Те, кто пугал, ушли сами.

— При каких условиях вы вычеркиваете из записной фамилии некогда близких людей?

— Подлость.

— Что вы считаете своим самым большим достижением на посту ректора?

— Я об этом никогда не думал и не буду. У меня нет времени на такие мысли, я просто работаю.

— В этом году у вас тройной юбилей. Старейшая балетная школа России отмечает 285-летие со дня основания, из них 10 лет вы руководите ею. А 31 декабря вы отметите 50-летие. Каким должен быть праздник по такому поводу?

— Вы забыли еще об одном очень важном для меня юбилее — 250-летии моей родной московской школы (Московская государственная академия хореографии. — «Известия»). Я счастлив, что учился в период величайшего руководителя — Софьи Николаевны Головкиной. Это мне давало и дает силы и служит примером того, каким должен быть руководитель. Сравнивая мое детство и сегодняшнее положение школы, я понимаю, как должно быть и что нужно делать. Ориентируюсь на ее великое руководство, на то, в каком состоянии были двор, столовая, на каком высочайшем уровне шло обучение, какой был педагогический состав. Она никогда не боялась равных и превышающих ее по мастерству, всегда приглашала самых лучших специалистов, что было очень важным тогда и остается для меня примером сейчас.

Если человек боится у кого-то учиться, что-то спросить, берет на работу только тех, кто менее профессионален, чем он, — и всё это для собственного возвеличивания и получения наград, сидя в кресле, — мне стыдно за людей, которые так живут.

Говорить о себе, о том, что у тебя хорошо, что плохо, очень сложно. Просто никогда не надо останавливаться, нужно идти вперед. И никогда не надо равняться на непрофессионалов.

— Вы не первый год привозите в Москву «Щелкунчика» в исполнении учеников Академии русского балета имени А.Я. Вагановой. Спектакль поставлен в 1934 году Василием Вайноненом. Прошло почти 90 лет. Как можно сохранить задумку автора? На сколько процентов она соответствует первоначальной?

— Ни один спектакль никогда не соответствует первоначальной идее автора спустя какое-то время, прежде всего стилистически. Особенно в балете. Меняется структура человека, форма тела, и всё уже выглядит по-другому. Я уверен, что любой балетмейстер спустя 10 лет, если обращается к той же хореографии, что-то обязательно меняет. Как пример приведу работу с великим Юрием Григоровичем. Он всегда спустя какое то время вносил изменения в свои спектакли, адаптировал под изменившуюся за десятилетия структуру тела. А сейчас по сравнению с 1934 годом это просто другие люди. А всё остальное так же, как и было.

Другое дело, что есть вечные ценности, есть вечное искусство. Балет универсален — это прекрасно, у него нет языка, поэтому он понятен всем. Великая Майя Плисецкая рассказывала: «Когда я исполняла в Индии «Лебедя», всем было понятно. А когда я станцевала отрывок из балета «Дон Кихот», меня спросили: «Про что это?» И я ответила: «Про 32 фуэте».

Когда есть смысл, всегда понятно всем.

— Больше «Щелкунчиков» хороших и разных. Кроме балета, который ваши ученики представят в Кремлевском дворце, вы поработали с балетом имени Леонида Якобсона. Свое 55-летие коллектив отпраздновал 3 декабря на Основной сцене БДТ. Артисты представили поклонникам «Щелкунчика» в вашей хореографической редакции. Чем он отличается от хрестоматийных?

— Я считаю, что ничего более совершенного, чем два «Щелкунчика», Вайнонена и Григоровича, в мире не поставлено. Это два самых гениальных спектакля на эту тему, а все остальные постановки в мире стали вариациями на эти два шедевра. Так как мы находимся в Питере и Театр имени Леонида Якобсона — это петербургский театр, я сказал, что ничего лучше хореографии Вайнонена нет. Просто надо спектакль сделать таким, чтобы он был интересен и детям, и родителям. Чтобы дети смотрели с удовольствием, а родители попадали бы в свое детство и получали бы радость от встречи со сказкой.

— Почему «Щелкунчик» востребован? Возможно, это желание театров идти на поводу публики, не желая расширять их горизонты в познании музыкального наследия, предпочитая беспроигрышный вариант?

— Театр работает для публики. Театр не работает сам по себе. И можно сколько угодно «расширять горизонты», но все будут хотеть великий шедевр Петра Ильича Чайковского.

— Есть мнение, что ничего страшного в очередях около касс Большого театра нет. Люди стоят не за водкой, а за билетом на «Щелкунчик». Хорошо и то, что люди хотят встретить Новый год на традиционном для многих спектакле. А как вы относитесь к дефициту билетов на балет?

— Нет, это очень страшно, это очень плохой менеджмент. И это происходит из года в год еще и потому, что все знают — основная часть этих билетов окажется на площади Большого театра у спекулянтов. И все, особенно театральный мир, прекрасно понимают, кто получает основные барыши. Поэтому очень стыдно.

— Кто из ваших учеников похож на вас в отношении к профессии? В ком вы видите себя?

— Я ни в ком не хочу видеть себя. Я в них, прежде всего, растил индивидуальность, прививал ценности отношения к профессии, к высокому искусству, в которые верил сам.

— В вашем стремлении танцевать вас поддерживала мама. А как часто родители ваших учеников разделяют выбор мальчиков? Ведь бытует мнение, что балет — не мужское дело. А значит, юноше, сталкивающемуся с этим мнением взрослых, надо быть стойким и по-хорошему упертым.

— Меня никто не поддерживал. Моя мама всё время, даже когда я уже был артистом Большого театра, повторяла: «Никочка, надо получить профессию». У меня уже были успехи, обо мне уже писали СМИ от Токио до Лондона, а она всё твердила: «Надо получить профессию». Потому что мама балет профессией не считала.

Другое дело, что она меня поддерживала морально: «Это твой выбор, ты мой ребенок, я должна тебе сочувствовать». Но в выборе балета она меня категорически не поддерживала. А я никого не слушал, вот и получился результат.

— В Академии Вагановой проводятся семинары на тему «Ксенофобия и традиционные семейные ценности». Педагоги взялись за формирование у молодежи активной гражданской позиции, предупреждают межнациональные и межконфессиональные конфликты? Почему именно сейчас?

— Это было всегда, потому что в Академии с момента ее создания учатся дети разных национальностей и разных вероисповеданий. Но так как официальной религией Российской империи было православие, на территории школы изначально находилась домовая церковь Святой Живоначальной Троицы. И сегодня она тоже находится здесь, она полностью восстановлена. Это благое дело начал великий ректор Академии Леонид Николаевич Надиров, а завершил уже я.

Посещение храма не является обязательным, поскольку у нас много и иудеев, и мусульман, и даже буддистов. Мы толерантны ко всем религиям. И если детям правильно, как мне когда-то в детстве, преподносить уважение к любой конфессии, то никогда не будет недомолвок и конфликтов, когда дети вырастают.

— Есть ли у вас хейтеры? Вы читаете телеграм-каналы, в которых пишут о вас? Вас это расстраивает или вы философски относитесь к критике?

— Я вообще ничего не читаю и не смотрю, если мне что-либо не нравится. Ни относительно себя, ни относительно других. У меня слишком мало времени, чтобы его терять на плохой кофе, на глупые новости и на некрасивых людей.

— Вы написали книгу «Мой театр», которая тут же стала бестселлером. Ваши воспоминания местами жестки по отношению к известным людям. Какую реакцию вы не ожидали получить на свой труд, но она всё же случилась?

— Прежде всего я не ожидал, что книга станет бестселлером. Во-вторых, я не ожидал тиража, который на сегодняшний день стал одним из самых многочисленных в этом жанре. И, наконец, я не ожидал такого количества благодарностей, потому что те, кого вы называете известными, оказались практически никому не известными, и многие из них обрели известность только благодаря упоминанию в моей книге.

— Вы говорили, что у вас есть материал и на продолжение. Вы уже взялись за него?

— Я его уже закончил, и с 1 декабря стартовали продажи второй книги. И поверьте, она будет намного динамичнее, потому что там начинается основная жесть.

— Вас не тяготит внимание к вашей персоне поклонников? Как вы относитесь к их желанию приблизиться к вам при любой возможности?

— Я на это не обращаю внимания. Если приближаются, здороваюсь.

— 31 декабря у вас юбилей. 50 — красивая дата. Но не навевает ли она на вас грусть?

— Нет.

— Когда говорят — «тяжелые времена», для вас это какие годы? С чем они связаны?

— С разочарованием в людях, которым отдал много сил и душевного тепла.

— А самое большая радость — в какие воспоминания возвращает?

— Когда в детстве играл и ничего не делал. Когда все были живы.

— Вы загадываете желания на Новый год? Верите в чудеса?

— Нет. Люди сами творят чудеса.

— Что попросите у Деда Мороза в новогоднюю ночь?

— Я никогда ничего не прошу. Я всё делаю и беру сам.