«Поединок состоялся, потому что Пушкин его жаждал»

Пытаясь разобраться в жизни Пушкина и его дуэли с Дантесом, человек как будто попадает в зеркальный лабиринт, из которого нет выхода. Причиной тому — дух времени и стиль людей большого света, где каждый мифологизировал свою жизнь, как хотел. К дню памяти поэта «Известия» поговорили с историком, автором книг в серии «ЖЗЛ», исследующих повседневность пушкинской поры, Ольгой Елисеевой о дендизме, феске, железной трости, вольнодумии и возможной политической подоплеке знаменитой дуэли.

— Ваши монографии о пушкинской эпохе развенчивают многие народные мифы. Насколько справедлив сформированный школьным преподаванием литературы и утвердившийся в массовой культуре взгляд на Пушкина как человека исключительных моральных качеств, жертву суетного света? Насколько нам вообще понятен и знаком менталитет человека того времени и круга?

— Прелесть «пушкинского мифа» состоит в том, что сам поэт сознательно мифологизировал свою жизнь — тогда это было принято. Например, рассказывал о себе истории, которых в реальности не происходило, и смотрел, как отреагирует слушатель. Или запускал тот или иной слух о себе, формируя общественное мнение. Одно амплуа сердцееда и победителя светских красавиц потребовало немало усилий. Но стоит быть осторожным: Пушкин видел себя именно львом и с этой позиции подавал окружающим сведения о себе. Так что получается обман без обмана. Наивный, как у детей.

Впрочем, бывали и другие случаи, порой очень злые. [Меценату и другу Пушкина Павлу] Нащекину поэт рассказал о любовной встрече с Долли Фикельмон и одурачивании ее мужа, австрийского посла, в то время, когда бывал у ее матери Елизаветы Михайловны в Хитрово. Мужское самолюбие заставило его умолчать о близости с «постарелой красавицей» «Лизой Голенькой» и назвать «трофеем» куда более лакомую, неприступную и гордую посланницу. Не одно поколение исследователей ломало перья, развенчивая этот миф. О моральной стороне такого поступка пусть каждый судит сам. Кроме того, современники Пушкина создавали множество легенд. Немало добавили и ученые, хотя каждый первоначально ставил себе цель именно разобраться, как было на самом деле. Боюсь, что теперь это практически невозможно. Прикасаясь к пушкинской теме, читатель как будто попадает в зеркальный лабиринт, из которого нет выхода.

— История гибели Пушкина долгое время имела однозначную трактовку «поэт — невольник чести». В последнее время перестали скрывать (об этом даже рассказывают в музее на Мойке), что Пушкин сам довольно жестко преследовал Жоржа Шарля Дантеса, а тот как раз старался избежать дуэли хотя бы потому, что она грозила ему высылкой. На ваш взгляд, какие события сошлись, почему роковой поединок всё-таки состоялся?

— Поединок состоялся, потому что Пушкин его жаждал. А вот почему жаждал — тут возможны разные трактовки: от неприязненного отношения к Дантесу до желания наконец покинуть этот мир. Всё сошлось. Читая об этих событиях, невозможно отделаться от ощущения тайны, которая вот-вот будет поймана, да не ловится. Множество мемуарных свидетельств, легенд, письма, дневники, страницы следственного дела, запоздалые признания. Окончательного ответа как не было, так и нет. Кроме, быть может, понимания, что Дантес не провоцировал дуэль, а, напротив, старался замять дело. А Николай I не выступал тайным подстрекателем, каким его хотела видеть советская пушкиниана. Еще раньше стало понятно, что [жена Пушкина] Наталия Николаевна не была бездушной светской красавицей и не поощряла ухаживания Дантеса, хотя в семье с влюбчивым в других дам и ревнивым к ней мужем приходилось несладко. И всё же тайна была. Заметьте, в мемуарах [начальника III отделения императорской канцелярии Александра] Бенкендорфа, «безусловно благородного человека», по выражению самого Пушкина, имя поэта не упомянуто ни разу. В данном случае умолчание говорящее. Либо у главы III отделения не было возможности обобщить всю информацию и дать непротиворечивую картинку произошедших событий. Либо присутствовали сведения, которые он не мог разгласить.

На мой взгляд, дело Пушкина выходило за границы светской ссоры из-за жены-красавицы. Пока в центре внимания будет сам поэт и его семья, мы ничего не поймем. Исследователи же, как зачарованные, вращаются в кругу одних и тех же документов. К ним давно пора добавить сведения из области международных отношений того времени. Ведь [приемный отец Дантеса Луи] Геккерн — голландский посол, а Голландия — плацдарм для русского присутствия в Европе. Тогда история с дуэлью зазвучит по-иному. Правда, окажется, что Пушкин в ней — не главная цель, а сопутствующий ущерб. Но таковы люди, затеявшие провокацию: ни поэт, ни царь, ни вообще любая человеческая душа для них не имели цены.

— Эта версия представляется вполне рабочей, тем более что некоторые исследователи полагают, будто бы Дантес был внебрачным сыном [пасынка Наполеона, вице-короля Италии] Евгения Богарне, а о темпераменте Пушкина ходили легенды. В книге «Повседневная жизнь пушкинской Одессы», исследуя конфликт поэта с генерал-губернатором Михаилом Воронцовым, вы пишете о том, что молодой литератор упорно создавал имидж байронического героя, дерзил начальству, подначивал светское общество и разгуливал по городу в феске и с какой-то странной тростью. Насколько эта его легенда способствовала славе?

— Безусловно, способствовала. Именно для создания романтического образа поэта-страдальца, невинно сосланного, обиженного правительством, и нужны были многие эпатажные шаги. Например, прогулки с железной палкой вместо трости, чтобы тренировать руку: «Вернусь и вызову на поединок всех врагов». Или ежеутренняя стрельба в стену по приколотым булавкой бумажкам с именами неприятелей. Но опять же сам Пушкин в молодые годы чувствовал себя байроническим героем. Так что перед нами обман без обмана. Он сознательно лепил «москвича в Гарольдовом плаще» из, по его собственному выражению, «простого доброго малого». [Поэт, литературный критик, историк] Петр Вяземский писал, что в реальности Пушкин не собирался никого убивать: напишет эпиграмму, вставит в «Онегина» неприятные для обидчика строки и считает себя отмщенным. Другой вопрос, что созданный образ соответствовал вкусам читающей публики и помогал продавать стихи.

Недаром, как только Пушкин «помирился» с правительством и лживые друзья вроде [поэта и литературного критика] Павла Катенина заговорили, будто он «продался» новому императору, как интерес читателей стал угасать, и тиражи упали. В этом смысле интересны попытки провоцировать скандалы со двором и высказывать (не в глаза, конечно, а в личной переписке с друзьями) претензии Николаю I. То почту вскрыли, то «камер-юнкерский мундир» надели, то за Наталией Николаевной ухаживают свыше. А царь в это время, что называется, ни сном ни духом. И искренне не понимает, на что Пушкин обиделся, чего добивается. Как ни больно признать: интереса к своей персоне, повышения тиражей, достатка, наконец. Скандал двигает рекламу. Нам сейчас это куда понятнее, чем запутанные истории со светскими недоброжелателями. Последние, безусловно, были — чем ярче человек, тем больше у него врагов. Но превращение их в роковые, чуть ли не инфернальные силы, нацеленные на то, чтобы погубить поэта, — тоже дань романтизму, которую отдал и Пушкин, и многие исследователи его творчества.

— Как известно, много идет от воспитания, которое в годы детства поэта очень отличалось от принятых сегодня педагогических установок. Слышала, что в начале XIX века ребенок из аристократической среды лет до семи был предоставлен нянькам, а после уже ребенком не считался — садился вместе со всеми за стол, имел доступ к любым книгам в библиотеке.

— Пушкинское воспитание — сложная и особая тема. Сам поэт не был от него в восторге. Слишком много холодности и неискренности от родителей. Слишком велико желание побыстрее избавиться от ребенка, отдав его в закрытое учебное заведение. Это сейчас мы пребываем в восхищении от лицея, культ которого, кстати, тоже насаждал сам поэт. Но вообразите маленького человека, стесненного формой и заброшенного далеко от того, что прежде казалось любимым.

— Насколько повлиял на Пушкина его дядя Василий Львович и общество «Арзамас»?

— Василий Львович был известным для своего времени поэтом. Это порождало завышенные ожидания к маленькому Пушкину. И преждевременные разочарования на его счет. Например, в том же лицее считалось, что хорошие русские стихи будет писать Антон Дельвиг, а Пушкин — в лучшем случае по-французски. Напомню прозвище: Француз. Библиотека родителей и самого Василия Львовича не просто изобиловала, а целиком состояла из французских книжек. Однако содержание этих изданий было подчас таким, от которого оберегают современных детей. Соблазнительным. Поэтому мальчик с его горячей мечтательной натурой очень рано познакомился с «наукой страсти нежной», с вольностью в любовном смысле. Политическая вольность — лишь продолжение прежней темы. Она укрепилась в сознании молодого поэта во многом благодаря его принадлежности к литературной группе «Арзамас».

Тайные общества, исподволь подтачивавшие устои «старого порядка», и в Европе, и в России пользовались подобными объединениями, чтобы присматривать себе новых членов. Иногда целым собраниям специально задавалось новое, политическое, а не философское или литературное направление. В «Арзамас» с этой целью приходил Михаил Федорович Орлов, один из будущих декабристов. Но Николай Карамзин и Василий Жуковский сумели аккуратно избавить взбудораженную его проповедями молодежь от влияния политики. Этого им, кстати, не простили, откуда и прозвище Карамзина в переписке либералов — Гасильник.

— Нужно ли сегодня переосмысливать историю, писать новую пушкиниану, если до правды всё равно не докопаешься?

— Всей правды нет нигде, однако есть утешение. Атмосфера «пушкинского мифа» полна «упоительной заразы». Она напоена такой внутренней притягательностью, что, соприкасаясь с ней, любой человек, сам того не замечая, начинает добавлять новых сюжетов, трактовок, оттенков смысла… Благодаря чему громадный миф еще более расширяется. Что, кстати, показатель жизнеспособности данной психо-литературной конструкции: вступая в нее, мы начинаем творить свою реальность. То есть не только сам Пушкин, но и среда вокруг него изначально творческая. Один документальный фильм о Пушкине, консультантом которого мне довелось выступить, назывался по-цветаевски — «Мой Пушкин». Думаю, это очень верно, ведь у каждого поэт свой, сообразно тем мифам, которые мы впитали.