90 лет назад, 18 февраля 1932 года, родился Милош Форман, самый известный чешский кинорежиссер, по-настоящему прославившийся, впрочем, в Америке. В этот день «Известия» вспомнили, какое влияние на автора «Пролетая над гнездом кукушки» оказал закрытый интернат для мальчиков и что общего у героев Формана — запертого в психушке рецидивиста Макмерфи, музыкального гения Вольфганга Амадея Моцарта и издателя журнала Hustler Ларри Флинта.
Дитя войныЧешскому мальчику Яну Томашу (так его звали при рождении) Форману было всего семь лет, когда началась Вторая мировая война. Его родители были связаны с Сопротивлением и погибли в концлагерях, мальчика воспитывала родня. Ужасы войны впоследствии не нашли существенного отражения в творчестве Формана-режиссера, но темы насилия, точнее, ненасилия, — едва ли не самые важные в его художественной биографии. В четырнадцать лет Милоша как сына героев-антифашистов устроили в только что созданный элитный интернат имени короля Йиржи из Подебрад. Он учился вместе с будущим президентом Чехии Вацлавом Гавелом, знаменитыми впоследствии террористами-антикоммунистами братьями Марин, сыном польского атташе по культуре Ежи Сколимовским, годы спустя тоже ставшим известным кинорежиссером. Здесь же он познакомился с Иваном Пассером — потом он станет любимым сценаристом Формана.
После школы он и Пассер поступили на кинофакультет Пражской академии музыкального искусства, кузницу «чехословацкой новой волны». Примерно в те же годы или чуть позже факультет этот окончили Вера Хитилова, Иржи Менцель, Юрай Якубиско — цвет национального кинематографа, поднявшие его на уровень, которого он не достигал ни до, ни после «новой волны».
Предельная, до документальности реалистичность, импровизированные диалоги, малоизвестные или вовсе непрофессиональные актеры, нешаблонный выбор тем и героев, а главное — колоссальная внутренняя свобода, вот что отличало это поколение. Форман был среди тех, кто создавал уникальный стиль чехословацкой новой волны — хотя на родине снял всего три полнометражных фильма.
Они получились очень разными. Визуально неброский «Черный Петр», история вечного как мир противостояния отцов и детей и зарождающего внутреннего бунта молодого человека. Удивительно красивая и ужасно грустная драмеди «Любовные похождения блондинки» и злой, надрывный памфлет «Бал пожарных», который даже либеральное чехословацкое киношное начальство расценило как плевок в социалистическую действительность и положило на полку. Впрочем, «Бал» увидели за рубежом, и фильм лишь укрепил мировую славу Формана: к 35 годам он имел главный приз престижного фестиваля («Золотой леопард» Локарно «Черному Петру») и две номинации на «Оскар».
Покинув дом родной«Пражская весна» 1968 года завершилась «пражским августом», и этот август покончил, в числе прочего, и с «чехословацкой новой волной». Для большинства ее представителей это обернулось если не крахом карьеры, то по крайней мере немаленькими творческими трудностями. Форман, напротив, сумел конвертировать свою славу «странного европейца» наилучшим образом.
Еще в 1967 году он впервые съездил в Голливуд на переговоры, и хотя процесс адаптации немного затянулся (его первый американский фильм «Отрыв» сам режиссер называл «чешским», настолько близок он был по духу и тону к ранним работам), но финальный эффект получился убийственным.
Экранизация романа Кена Кизи «Пролетая на гнездом кукушки» вызвала фурор — причем, что бывает нечасто, как у критиков, так и у зрителей. Работа Формана стала всего лишь вторым фильмом в истории кино, получившим пять главных «Оскаров» — фильм, режиссура, сценарий, мужская и женская роли.
Форман, взяв из романа Кизи только канву, снял едва ли не лучший в истории кино фильм о бунтаре, причем бунтаре, лишенном хотя бы малейшей возможности для настоящего бунта, бунтаре, который проигрывает, но не терпит поражения.
Кстати, критики литературные, в отличие от киношных, фильм в целом разругали: параноидальная литература Кизи казалась им более цельной и ценной, чем почти комедийное киноупражнение Формана, Что до автора романа, то он вообще подал на продюсеров фильма в суд. А вот посетители кинотеатров проголосовали за формановскую трактовку полновесным долларом: сборы фильма превысили 100 млн, при том что производство обошлось в двадцать раз дешевле.
«Пролетая над гнездом кукушки» вывел в высшую голливудскую лигу не только Формана, но и продюсеров Сола Зайонца (до этого имевшего в портфолио один малобюджетный фильм) и Майкла Дугласа (для актера это был вообще продюсерский дебют).
Сохранение славы«Пролетая над гнездом кукушки» остался в истории кино главным шедевром Формана, но в данном случае «лучший» есть всего лишь показатель запредельного уровня, а не дальнейшего понижения планки. Тема сопротивления главного героя обстоятельствам — не всегда действительно тяжелым объективно, но всегда обременительным для личной человеческой свободы для выходца из тоталитарной Чехословакии, — стала главной на всю жизнь.
Бунтует Моцарт в «Амадее» — против условностей «старой» музыки, рационализма Сальери, косности венского двора. Бунтуют герои «Волос» — против войны во Вьетнаме и замшелого консерватизма американской глубинки. Бунтует скромный темнокожий тапер в «Рэгтайме» — против расизма. Бунтует скандальный издатель Флинт в «Народе против Ларри Флинта» — против ханжества глубоко порочного по сути своей общества потребления.
Умерший в 2018 году Форман прожил очень счастливую кинематографическую жизнь. Получал «Оскары» и премии BAFTA, «Сезары» и «Давида Донателло», премии на всех главных кинофестивалях, кроме Венецианского (зато был там председателем жюри, как и в Каннах, кстати). Имел коммерческий успех — в том числе и с достаточно непростыми для восприятия фильмами. Не боялся ошибиться и не опускал руки от неудач (а они у него, как у всякого большого художника, разумеется, были).
Но главное, пожалуй, что получилось у Формана (и не получилось у других режиссеров из Восточной Европы, даже у великого Романа Полански), — не потерять себя в Голливуде. Он сумел стать успешным американским режиссером, не подстраиваясь под правила игры, а настраивая их под себя, меняясь, если того требовали обстоятельства, в деталях, но неизменно сохраняя в себе самость. Основоположник «чехословацкого новой волны» не только не потерялся на самом большом в мире комбинате по производству иллюзий, но и хирургически точно имплантировал в непростую калифорнийскую почву эстетические идеалы своей бунтарской пражской юности.
