Уютные столики и скрывающий будуар занавес. Вечерние празднества и модные дефиле. Жгучее танго и чувственный беллиданс... Всё это можно увидеть, заглянув в «Серебряное зеркало». В новом спектакле Московского Губернского театра царят поэзия и женская красота. На время премьеры фойе Большого зала превратилось в литературное кабаре. А перед собравшейся публикой выступили актеры в образах Анны Ахматовой, Марины Цветаевой и других поэтесс начала ХХ века.
— В этот период в России творило множество поэтов-женщин, которые внесли вклад в развитие литературы и женского движения как такового. Дамы Серебряного века были по-другому воспитаны, иначе держали спину и жестикулировали. Вместе с тем они такие же, как и мы: влюбленные, стремящиеся к свободе, ищущие себя. При работе над постановкой я ощутила себя первооткрывателем. Многие стихотворения, вошедшие в спектакль, никогда не звучали в театре и не печатались десятилетиями. Мы хотим открыть их для зрителя, — рассказала «Известиям» режиссер «Серебряного зеркала» Ольга Матвеева.
Возрожденный авторами арт-салон 1910-х годов богат на детали. На декоративном столике возвышаются бокалы из старинного хрусталя. Среди настенных афиш — плакат «Шайки Красного Домино». Разместившийся сбоку от сцены джаз-бэнд (аккордеон — Евгений Гейзлер, скрипка — Алексей Розов, клавиши — Евгений Соколовский, контрабас — Геннадий Яковчук, вокал — Алина Ивах) словно прибыл в МГТ из «Бродячей собаки» или «Привала комедиантов».
В центре внимания режиссера — не столько поэтессы, сколько женщины. Юные и зрелые. Хрупкие и величественные, Скромные и дерзкие. Беззащитные и властные. 13 актрис в спектакле не закреплены за конкретными персонажами, каждая успевает побыть Анной Ахматовой, Мариной Цветаевой, Надеждой Тэффи... Фактам их биографии Матвеева не отводит особой роли, концентрируясь на психологии героинь. В импровизированное кабаре леди вплывают по прилегающей к фойе лестнице. Обрядившись в шляпки с перьями, вечерние платья и меховые манто (художник Андрей Климов), они проводят время с удовольствием. Смотрятся в зеркальце, сплетничают, влюбляются, мечтают. Одним словом, живут.
В делах сердечных девушки придерживаются завета Зинаиды Гиппиус «Любовь одна!». Знаменитый опус открывает первую часть «Зеркала», повествующую о верности. Не изменяя сами, к изменам спутников прелестницы относятся философски. Одна из них словами Лидии Лесной рассказывает подругам о японце. Герой променял соотечественницу на негритянку. Но во время поцелуев не говорил с ней по-японски. А значит, считают дамы, не изменил!
Вопреки внешней утонченности героини самодостаточны. Чтобы обнажить душу в жгучем танго, им не нужен партнер. Леди вполне обходятся друг другом, примеряя мужские фраки. Или самозабвенно отплясывают со стулом (хореограф Анна Гилунова). Их откровения сопровождают романсы Александра Вертинского, Поля Марселя, Тино Росси (музыкальный руководитель Валерий Федоренко). Щемящий «Попугай Флобер», роковая «Девушка из Нагасаки», исполненное неги «Чи-чи» рисуют образ мегаженщины, таинственной и многогранной.
Свое предназначение барышни ищут в «Детском альбоме», самой пронзительной и трогательной части действа. В ней они то играют роль заботливых матерей («День окончен…» Веры Инбер). То сами оборачиваются детьми: забираются на стул и, торжественно представляя себя, читают стихи («Беглец» Марии Моравской, «На скалах» Марины Цветаевой). Девичий задор режиссер сплетает со следующим за взрослением разочарованием. Апогея оно достигает в цветаевском «Красном и голубом», корреспондируя с финалом спектакля.
Обобщая лучшие достижения Серебряного века, авторы смело их компилируют. В русско-европейский антураж действия внедряются ориентальные мотивы. Душный арабский вечер, ароматы дворцового сада, облаченные в шелка наложницы оживают в стихах Мариэтты Шагинян «Жены султана» и «Полнолуние». Между ними героиня скидывает манто, оставшись в топе и шароварах, и завлекает падишаха беллидансом. Чувственный восток сменяют думы о божественном и земном. Кто важнее — Бог или возлюбленный? Каждая из героинь цикла Варвары Малахиевой-Мирович решает для себя.
Оборвавшую безмятежный досуг революцию женщины встречают с мужеством. Кровавые события, отраженные в строках Ирины Одоевцевой («Летала, летала ворона…») и Ольги Розановой («Сон ли то…»), не страшат их. Полна протеста поэтическая молитва «Петербургу» Черубины де Габриак, которая предшествует финалу. Однако призыв воскресить мертвый город остается без ответа.
