Две автобиографические повести, вошедшие в новую книгу петербургской писательницы и главного редактора журнала «Аврора» Киры Грозной, «Дети огня» и «Озябнуть в Зимбабве», можно читать в любом порядке, хотя расположены они в хронологическом. В «Детях огня» лирическая героиня Таня вспоминает поселок Пристань Пржевальского на берегу озера Иссык-Куль (служившего торпедным полигоном), куда родители привезли ее в три года, а «Озябнуть в Зимбабве» — это уже лихие школьные годы 14-летней восьмиклассницы в Ленинграде 1989-го. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».
Кира ГрознаяОзябнуть в ЗимбабвеСПб.: Лимбус Пресс, 2021. — 352 с.
В первой повести взрослый читатель встретит знакомые, традиционные атрибуты советского детства: плохо отапливаемое деревянное общежитие, Дворец культуры с непременными колоннами, танцплощадка, апрельские ленинские субботники, свалка металлолома как любимое место игр, в том числе «в войнушки», страшный и загадочный «съест КПСС» по радио... А главный психологический сюжет — первые опыты столкновения с жестокостью, которым героиня ближе к финалу подводит предварительный итог:
Автор цитаты
«Вот мне уже девятый год, и столько пережито, что это не укладывается в голове. Расправа живодеров над стаей собак, убийство кролика на моих глазах, смерть целых двух генсеков (при одном из них я родилась, а второго как-то и не заметила)».
Во второй повести, где неизбежный процесс привыкания к жестокости продолжается, речь пойдет о суровой девичьей дружбе, «жесткой прописке» новенькой ученицы в школе, пользующейся дурной репутацией, конфликтах с одноклассниками и учителями, нелепой первой любви. В общем, тоже о довольно типовой «полосе препятствий», которую представляет собой взросление и которую каждый проходит по-своему, но героиня Грозной — в любом случае «с огоньком», в самом широком смысле слова.
Зимбабве как один из мифологических топонимов, отложившийся если не в памяти, то в подсознании у многих советских детей, упоминается в обеих повестях, в том числе и под старым названием — Южная Родезия. На традиционный заговор, который читают над заболевшими или поранившимися детьми: «Не боли у Танечки, не боли у маленькой... А боли у волка, боли у крокодила, боли у Бармалея...» политически подкованная девочка возражает: «Нет, надо говорить: боли у Яна Смита из Южной Родезии!» Правда, потом повзрослевшая героиня берет свои слова обратно:
Автор цитаты
«Позднее, узнав, что именно Ян Смит освободил Южную Родезию от Великобритании, подарив колониальному государству независимость, я испытала острое чувство вины в комплекте с желанием забрать у последнего все свои детские болячки, которые ему накликивала в четыре года. Я стала думать о Зимбабве и о том, что, наверное, неплохо когда-нибудь приехать туда насовсем и выйти замуж за Яна Смита. А потом и вовсе забыла про Яна Смита, но Зимбабве осталось саднящей занозой, царапавшей изредка, особенно угрюмой ленинградской осенью с низкими депрессивными тучами».
Маленькой Тане, любящей играть с огнем, ритуальная фигура Яна Смита, а также другие болеутоляющие и ранозаживляющие, требуются постоянно. Глядя, как Таня с приятелем играют глазными протезами ее приемного отца, многие хрестоматийные литературные герои, олицетворяющие детскую непредсказуемость и нонконформизм, начиная от Пеппи Длинныйчулок и заканчивая Михаилом Квакиным, завистливо курят за гаражами. Важный топоним полноценного советского отрочества, обозначающийся фразой «за гаражами», у Грозной получает подробное и увлекательное разъяснение как средоточие различных пороков, но в то же время и как своеобразный очаг свободы.
Вообще «Озябнуть в Зимбабве» — весьма адреналиновое чтение, напоминающее, что в детстве категорически нельзя расслабляться. Героине то и дело угрожает опасность, не только психологическая, но и просто-напросто смертельная физическая. Таня едва не погибает по дороге в школу, переходя речку по обледеневшему мостику с частично обрушившимися перилами, затем участковый очень убедительно везет ее в тюрьму после кражи спичек, а в финале она чуть не рискует остаться без ног.
Школа, как положено, «имени Ильича». «Вот прямо так фамильярно», — с оттенком удивления замечает рассказчица, девочка все-таки воспитанная и вежливая («сознательная», если использовать любимое слово ее мамы), несмотря на все ее выходки и вспышки неуправляемости. Ее интеллигентность особенно заметна по контрасту с одиозной подругой Нелькой, дочерью милиционера, к которой Таня прибивается в ленинградской школе просто из инстинкта самосохранения:
Автор цитаты
«Я упрямо дружила с этой грубой, некрасивой, жадной и неприветливой девочкой, нисколько не любившей меня, потому что у нее были нахальство и сила духа, потому что она никогда не унывала — и потому что в зверинце мне, тепличному растению, проще было выжить в тандеме со зверенышем, чем одной».
Грубая и вообще кругом отрицательная подруга тем не менее становится самым колоритным и завораживающим персонажем книги, иногда даже затмевающим главную героиню неукротимостью нрава.
Укрощение строптивых — одна из важных тем книги, где принуждение и жестокость (в том числе сакраментальный «ремень») занимают далеко не последнее место среди инструментов воспитания. Недаром одна из глав в «Детях огня» называется «Воспитание-укрощение», и к этому ассоциативному ряду у Грозной, психолога по первой профессии, логично добавляется слово «дрессировка». Однако в итоге авторских наблюдений и внимательной интроспекции вырисовывается не то чтобы полная тщета и бессмысленность любых педагогических усилий, но их заведомая «неточность», невозможность направить прямо в цель без непредвиденных побочных эффектов.
Взрослые, конечно, оказывают влияние на ребенка, формируют его личность, но совсем не так и не тогда, как хочется и представляется воспитателям. И совершенно непредсказуемые последствия может иметь визит к психиатру, пережитый героиней в 12 лет с подачи мамы, встревоженной дочкиными пироманскими рисунками:
Автор цитаты
«Рыжие снопы, черные расползшиеся кляксы, горящий кустарник. На фоне огненной стены — бегущие с перекошенными черными ртами, без глаз (зажмуренных от ужаса), мальчишки. Четыре муравьиных мальчишечьих фигурки — на переднем плане, и две — девчоночьих, — далеко-далеко, еле помеченные яркими кляксами сарафанов или платьиц. ... Так я оказалась в кабинете психиатра. Что в общем-то и привело меня в профессию. А иначе трудилась бы сейчас каким-нибудь менеджером среднего звена и была вполне довольна жизнью».
